Она засмеялась и поцеловала его.
— Будите свою мумию, мой господин. Хозяин дома приглашает всех к завтраку. Накрыли в саду, по обыкновению. Дом-то разрушается. Здесь нужно много денег, чтобы все привести в порядок, вот хозяева и придумали: если у них в имении кто-то гостит, накрывать к столу прямо под деревьями. Мол, так роскошней. По мне, какая разница, но господин Ларен желает выглядеть эксцентричным, если уж не в состоянии выглядеть богатым…
Конан пожал плечами и принялся расталкивать старуху.
Она с трудом проморгалась. За ночь на ее ресницы налипли комочки гноя, так что ей пришлось очищать глаза пальцами.
— Старость не радость, — сообщила она, увидев Конана. — А безобразная внешность — вообще проклятие.
Киммерийцу показалось, что эта сентенция адресована лично ему, хотя старуха, несомненно, говорила о самой себе.
— Что-нибудь дурное за ночь случилось? — осведомилась она.
— Почему непременно дурное? — удивился Конан.
— Вы что же, голубчик, никого не обесчестили? — она выглядела недовольной. — Зря теряете время.
— Если верить Аркамону, то это Рувио обесчестил Майру, из-за чего та и утопилась.
— Сущее вранье! — сердито произнесла старуха. — Никто никого не… впрочем, это к делу не относится. Подай мне одеться, раз уж эта бездельница Ильвара ушла.
— Вы знали имя служанки? — удивился Конан.
— Разумеется, она ведь назвала его вам.
— Так вы не спали?
— И вы еще рассчитываете дожить до моих лет? — возмутилась старуха. — С наблюдательностью как у пожилой коровы и находчивостью как у страдающего одышкой мопса? Голубчик, либо вы сильно себе льстите, либо крепко недооцениваете человечество…
— Смотрите, как бы вам самой не оказаться в дурах, — проворчал Конан себе под нос. — Вы будете не первой, кто принял меня за глупого и неотесанного варвара.
— Зато я первая, кто сравнил вас со страдающим одышкой мопсом, — парировала старуха. — Спорим, я первая?
— Я не буду спорить.
— Но я первая?
— Лучше надевайте вот это платье… Оно поможет окружающим смириться с вашей внешностью.
Рядом с кроватью лежало принесенное служанкой Ильварой длинное бесформенное платье, разукрашенное бахромой и маленькими самоцветами. Оно было таким ярким и так сильно блестело и переливалось, что невольно притягивало к себе взгляд — и, соответственно, отвлекало его от лица самой старухи.
Старуха выбралась из кровати и спустила на пол ноги. Ноги у нее были как спички, высохшие и коричневые, ногти — длинные, черные, загибающиеся, как у птицы. Конан с трудом подавил отвращение. "Если бы она была, предположим, не человеком, а гарпией, я не находил бы ее такой безобразной, — подумал он. — Напротив. Для гарпии она просто очаровательна. Так что следует думать о ней как о чудовище. Об очень симпатичном чудовище".
Он натянул на свою нанимательницу ее блестящий наряд, помог ей спрятать серый пух — волосы — под тонкое покрывало и в конце концов нашел ее вполне привлекательной. Для гарпии, разумеется.
Вместе с Конаном Эригона вышла в сад. Она шагала медленно, наваливаясь на руку своего телохранителя. То и дело она останавливалась и озиралась. Многое в саду представлялось ей интересным, причем чаще всего ее внимание привлекали самые обычные, невинные предметы, вроде клумбы с уже отцветающими цветами или старой скамьи в тени раскидистого дерева.
Наконец они добрались до стола, поставленного на лужайке неподалеку от пруда.
Конан остановился.
— Странное место они выбрали для завтрака! — произнес он. — Наслаждаться яствами там, где погибла их дочь!
— Возможно, им кажется, что бедняжка Майра незримо участвует в трапезах, — возразила Эригона. — Многие народы, в том числе и дикие, верят, что их дорогие усопшие не покидают род, а остаются навечно и охраняют живых. И во время обеда для них выставляют отдельную миску с едой.
— Не знаю, как дикари, — ядовито молвил Конан, — но цивилизованные люди нередко…
Он не договорил. Из-за стола навстречу им поднялся единственный пока сотрапезник — Аркамон.
— Доброе утро, — приветствовал он старуху и ее спутника. — Так неловко вышло! Я пришел первым и сижу тут, созерцая выставленные на стол сладости. Я подобен одному персонажу из легенды, который был проклят ненасытным голодом. Гляжу на еду, но кушать не решаюсь.
— Почему? — удивился Конан. Он плюхнулся на мягкое сиденье, забыв прежде усадить свою нанимательницу (по правде говоря, это не пришло ему в голову) и с интересом оглядел стол.
Эригона устроилась на стуле и вперила взор в лицо Аркамона. Он беспокойно посмотрел на нее. Она надула пузырь из слюней, потом покачала головой и уткнулась лицом в ладони.
На столе стояли в вазочках цветочный мед и варенье. Кроме того, имелись тонкие сушеные хлебцы, явно предназначенные для того, чтобы обмакивать их в сладости, и несколько разных напитков в кувшинах.
Конан быстро исследовал содержимое кувшинов, нашел разбавленное вино и налил себе в большую кружку. Аркамон, не скрывая любопытства, следил за ним.
— Кажется, боги не обделили вас аппетитом, друг мой? — заговорил он с Конаном.
— Тот, кого боги обделили аппетитом, несомненно, проклят, — ответил Конан.
— Все-таки подождите, пока к столу выйдут другие, — мягко предложил Аркамон.
— Кажется, здесь меня пытаются обучать хорошим манерам? — в голосе варвара прозвучала едва заметная угроза.
Аркамон невозмутимо улыбнулся своей холодной улыбкой.
— Что ж, нет ничего дурного ни в учебе, ни в хороших манерах.
— Я телохранитель, а не учитель танцев, — буркнул Конан. — И не будет говорить мне об этикете человек, который бросается с ножом на соперника, в то время как тот предпочитает обходиться кулаками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13