- Вика, спасибо. Извини, я очень устал и хочу остаться один.
- Да, я понимаю. Отдыхайте и не думайте об отлете. Мы никуда не летим.
- Спасибо, я готов буду полететь после похорон. Следователь сказал, что он сообщит о дне погребения, скорее всего это будет через два дня.
- Я буду рядом, если ты не против, - она пожала мне руку и вышла из комнаты.
Я остался один, совсем один. Мы всегда и везде одни. Мы – вселенные в бесконечном космосе. Вращаем звезды вокруг себя, своего центра. Живем ради них, ради себя. Есть только мы и наши планетарные системы. Только они зависят друг от друга, только они помогают друг другу, только они дороги нам. Только наши звезды светят нам. А рядом, в миллиарде световых лет, вращаются такие же вселенные, как и мы. Они так же излучают свет, так же вращают свои созвездия. Наблюдая за ними со стороны, нам кажется, что космос это не только мы, он бесконечен. Благодаря их иногда тусклому, иногда яркому сиянию мы не чувствуем себя одинокими в черном и страшном мире, мы знаем, что не одни, таких как мы много и от этого не очень страшно существовать. Но вот ближняя и знакомая вселенная взрывается, озаряя нас ярким, но последним светом. И наступает кромешная тьма. Нет больше привычных подмигиваний сотнями звезд. Есть только мрак и пустота. И космос становится большой черной дырой.
Все в номере напоминало о недавнем пребывании Франчески. На кровати и вправду валялись ее джинсы, она спешила в тот день и, примерив их, передумала одевать, поэтому небрежно бросила, чтоб убрать вечером. Но вечера не оказалось. Пройдя в ванную, я посмотрел на трусики, висевшие на сушилке и постиранные прошлым вечером. На умывальнике лежала ее косметика, кремы, жидкость для снятия лака. Ее зубная щетка стояла рядом с моей.
Одиночество. Чувство жалости к себе? Горе утраты любимого мной человека. Конечно! Все это соединилось в моей душе. Но я испытывал еще и большее чувство. Одиночество, жалость, горе, - это обычные состояния, изведанные миллионами людей, описанные и понятные всем. Мной завладело другое, более сильное чувство. Я будто бы остался один против всего мира. Мира, не привычного для нас с детства, в котором мы растем, живем и умираем. А мира неизведанного, нового, пугающего, своей непонятностью. После смерти Мироноффа, я почти поверил в его диагноз и отнесся к его словам несколько легкомысленно. Да и как можно верить в сказки! Однако после ухода Франчески его слова уже не казались мне бредом больного человека! Возможно, он был прав?! Тогда законы природы, о которых мы не знаем и не догадываемся, вершатся! Сколько их, которых мы не знаем?! Есть ли наука, которая способна их открыть и закрепить на листе бумаги, чтоб мы могли знать их и учитывать в своей жизни! Почему наши головастики-ученые открывали законы физики и химии, писали законы юриспруденции, но ни один не открыл и не написал законы жизни!? А ведь они нужнее! По ним мы живем! Не по первому закону термодинамики или закону о банкротстве! Эти законы вторичны! Первично существо, сущность всего сущего! Первичны божественные законы, если так понятнее.
Я вернулся из ванной в комнату. На комоде стоял бумажный пакет с купленными Франческой сувенирами. Взяв его и высыпав содержимое на кровать, я стал перебирать покупки. Вот мой подарок. Изящная картонная коробочка. Внутри галстук, прекрасный черный шелковый галстук, тот, что мне понравился, но стоил сумасшедших денег. Она все же его купила! Я достал его из коробки и поднес к лицу. Милая, я люблю тебя! Когда галстук оказался вновь в коробке на нем появились мокрые пятна от слез. Вот бутылка с кремообразной желтого цвета лимончеллой. Рядом сверкающий фольгой пакет настоящего дорогого кофе неаполитанской обжарки, даже сквозь вакуумную упаковку проникал запах бодрящего напитка. Вот всякие безделушки: магнитики, открытки с видами побережья, зажигалки. Все это она собиралась раздать на работе всем и каждому. Отдельно лежал сверток, красиво упакованный детский девичий костюмчик, его она собиралась подарить соседке по дому – семилетней чудо девчушке. Я сложил все покупки обратно в пакет, кроме галстука, он остался лежать на кровати, и вернул пакет на прежнее место, на комод. Потом аккуратно сложил джинсы Франчески, лежащие на кровати и положил их в ее сумку. Продолжая действовать на автомате, я собрал все вещи Франчески, находящиеся в ванной, и тоже сложил их в пакет. Потом собрал ее обувь, расчески, бижутерию и сложил также все в сумку. Вспомнив слова следователя о том, что могу взять те вещи, которые мне дороги, вынул бижутерию, но подумав немного, вернул ее обратно. Я решил оставить себе только галстук. Только он мне предназначался и только он будет мне дорог памятью о ней.
Где-то далеко зазвучали колокола. На звон откликнулись десятки других колоколов. Потом еще совсем рядом послышался громкий ответ на далекий звон. Еще и еще. Католические храмы проснулись и готовились к новому дню. Их перезвон наполнил воздух божественной благодатью. Люди благодарили Господа за новый день, который дан им вновь для познания жизни. В окна гостиницы протиснулся рассвет. Неаполь просыпался. Только сейчас я понял, как устал. Этот шум просыпающегося большого города подействовал на меня усыпляющее. Я лег, как был, в грязной одежде на кровать не расправляя ее. Закрыл глаза и почувствовал, что проваливаюсь в бездну.
* * *
Как и планировал итальянский следователь, похороны должны были состояться через два дня. В течение этих дней я неоднократно созванивался и даже один раз встретился с signor Massimo Centuri, так звали следователя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87