Один из драчунов был помоложе, в зеленых пластинках, ровных и блестящих, другой в серых, выщербленных, но дрался яростно, напрыгивал, теснил супротивника.
Таргитай откинулся к валежине и вытянул ноги. Лешие!.. В деревне знали — шкуру не снимешь, мяса нет, а из жил даже тетиву не сделаешь — рвется. Ни вреда от них, ни пользы.
Вдруг с другой стороны затрещали кусты. Что-то огромное неслось через Лес, ломая и круша все на пути, ровно осатаневший буй тур или разъяренный бер… Таргитай опасливо подгреб мешок поближе.
На поляну вывалился, прорвав колючие кусты, Олег. Выпученные, как у совы, глаза дико блуждали, по щеке текла кровь. Волосы и бороденка всклокочены. Он хватанул ртом воздух, сказал, задыхаясь:
— Ты… еще… здесь…
— Обедаю, — ответил Таргитай.
Он начал грызть сало, опустив голову, не показывая виду, что обрадовался возвращению волхва. Грудь Олега часто вздымалась, дыхание изо рта вырывалось с хрипами и всхлипами:
— Я шел… бежал… вдруг напоролся… на чешуйчатых!
— Леших, что ли? — спросил Таргитай буднично. — У тебя кровь на морде. Чего лез? Двое в драку, а третий в… другое место.
— Это я о кусты… Тарх, это страшно!
Таргитай жевал сало, сидя в той же позе, прислонившись к сырой валежине, широко раскинув ноги.
— А чем страшно? — спросил он лениво.
— Лешие, понял?
— Такие, да? — спросил Таргитай. Он ткнул ломтем сала за свою спину, потом сунул тем же концом в рот, откусил, чавкал, прикрыв глаза.
Олег ошалело посмотрел в ту сторону, подпрыгнул. Таргитай чавкал, жмурился, свободной рукой чесал вспотевшую грудь. Олег бросил панический взгляд по сторонам:
— Светлые боги!.. Мы в их землях!
— Разве у тебя с ними свары?
— Нет, но… Брось жевать! Ты начал, когда я был здесь! И все жрешь, как кабан. Нет, я с ними не ссорился, но я все равно боюсь до поросячьего визга.
— Почему?
— Не знаю, — ответил Олег натянутым, как тетива, голосом. — Просто боюсь!
Он был белым с той желтизной, какая бывает у дерева с содранной корой. Крупные капли пота катились по лбу, но кровь подсохла, Олег запоздало тер ее пучком травы. Один лешак вырвался, другой в два раскоряченных прыжка догнал, повалил. Опять мерно катались взад-вперед, вереща сухими голосами, сдирая чешуйки.
— Есть хочешь? — предложил Таргитай.
— Нет, — быстро и с отвращением ответил Олег. — Тарх, какой ты… Дурак, как все, только намного ленивее. Тебе что лешие, что звезды, что желтая глина, из которой не вылепишь горшок! А я волхв, понимаешь? Жажду знать, почему вода мокрая, почему зимой обращается в камень, почему Род разделил человека на мужчину и женщину… Люди бесстрашны по своей тупости. Они просто не ценят жизнь! А я знаю ей цену. Потому боюсь, что могут убить…
— Все-таки поешь, — посоветовал Таргитай. — Худой, как жаба, что ночь пролежала на муравейнике!
Олег в безнадежности махнул рукой. В молчании развязал мешок, в молчании ел, уткнув глаза и дергаясь при каждом шорохе. За деревьями сухо стучало, трещали кусты.
— Вдруг дерутся сутками? — предположил Таргитай лениво. — Или по неделе? Из-за них не евши?.. Я поесть и поспать нигде не откажусь!
— Какой ты…
— А чего бояться? — пробормотал Таргитай равнодушно. — Они же для нас… как вон те ветки. Никакие.
— Это ты — как ветка, — пробормотал Олег. — А лешие — древнейшее племя. Боги создали их раньше нас. Только они чем-то прогневили богов. Не выполнили какого-то важного предначертания. Сбились с пути, что ли?
— Если сбились с пути, разве виноваты?
— Дорогу выбираем сами! А среди богов сами ищем того, кому нас вести.
Таргитай приподнялся, всматриваясь, но лешие исчезли. За кустами еще слышался удаляющийся треск, стук, щелканье.
— Сколько им лет?
— Живут дольше, чем самые старые деревья. Они другие, Тарх! Это меня пугает. Мы живем общиной, они — каждый по себе. Они на другой день уже не помнят, что было вчера, а мы храним память не только свою, но и дедов-прадедов, пересказываем, вычерчиваем на бересте черты и резы, учимся не только на своей дури, но и на чужой. Поэтому мы хоть на маковое зернышко умнее пращуров, что бы нам ни вещали захмелевшие старики о великом уме предков! А эти древние всегда такие, как и тысячи лет назад…
Таргитай долго смотрел вслед лешим. Наконец его глаза отыскали молодого волхва:
— Эх, мне бы понять, почему отвернулись боги.
Олег перестал жевать. По его лицу читалось, что скорее валежина, на которой сидит Таргитай, поймет что-то умное, чем самый ленивый из Народа.
Таргитай закончил едва слышно:
— А потом придумать, что делать, чтобы боги не отвернулись и от нас.
Челюсти Олега двигались все медленнее, будто жевал смолу. Таргитай лежал бездумно, вольно разметав руки. Чащи не боялся, но лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, а лучше всего лежать, закрыв глаза, а душа тем временем странствует, дерется, двигает горами, ловит беров, спасает берегинь, придумывает ответы на самые трудные вопросы…
Над головой хрипло орали невидимые за листьями птицы. Олег часто вздрагивал, ронял ломоть, а потом долго и подозрительно осматривал его, тяжело вздыхал, очищая от крохотных соринок. Таргитай поерзал, устраиваясь поудобнее, вытащил из-за пазухи сопилку. Когда стучали в окно, он цапнул ее, спрятал. Докучала, когда перли через Лес, но берег как зеницу ока — последняя! Другие побили дед и мать, охотники, Боромир…
Олег вскочил в страхе: Таргитай дудит прямо над ухом.
— Перестань! Услышат звери, со всего Леса соберутся. С косточками сожрут.
— Но я так давно не играл…
— Я тебе не девка!
— Я ж не только им. Себе играю. Деревьям, речке, облакам…
Олег едва не ронял пену от великой ярости, и Таргитай с великой неохотой сунул дудочку за пазуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25