- Гр-р-р-р!.. Мер-р-р-рзавец!..
С нашего стола, опрокинув лавки с завопившим бородачем, вскочили
Большеног и Витим. Новоприбывшего ухватили мощными дланями, мигом сорвав
плащ и капюшон. Я только на миг успел увидеть все того же озлобленного
мужичонку с крысиным лицом, тут же кулак размером с его голову с чмоканьем
влип в его лицо, я видел только мохнатые и чешуйчатые спины Большенога и
Витима, у Большенога в щелях между пластинками в районе лопаток пробивались
как у ангелочка крылышки. Правда, темные, и не в перьях, а кожистые, с
тонкой просвечивающейся пленкой.
Несчастного уволокли к дверям, на ходу пиная ногами. Витим, ругаясь
как варвар, поднял лавку и плюхнулся всем весом, раздраженный почище
футбольного болельщика на концерте Рихтера.
Я сидел так, что уголками глаз наблюдал за столами справа и слева, но
когда за соседним столом на одного человека стало больше, я только протер
глаза, посмотрел на кубок с вином. Глюки, за тем столом беседа идет так,
словно все пьют уже суток трое.
Над головой качнулся воздух, волосы растрепало. За соседним столом
мужик успел пригнуться. Табуретка грохнулась о стену. Обломки посыпались на
пол, на стол к нам упала щепка. Бородач, не отрывая толстых губ от кружки с
пивом, щелчком сбросил ее на пол, кивнул:
- Зря это...
- Что? - поинтересовался я.
За три стола отсюда человек пять лупили друг друга табуретками,
стульями, бодались, лягались, хвостались, Стоял треск, я слышал бухающие
удары, чавк, хлопанье и сиплое дыхание, что обрывалось резко, будто
кулак... или шипастый хвост вышибал все внутренности.
- Стулья, - сказал Витим презрительно. - А то и вовсе - креслы!
Тьфу!.. То ли дело - лавка. Старая добрая лавка. Е° и не поднять такому
хиляку... вишь, стулом размахался, ерой?.. Зато уж если поднимешь, то как
пойдешь махать, как пойдешь...
Лицо его стало мечтательным, глаза умильно закатились под лоб. Я
невольно пощупал лавку, на которой сидел: добротная, дубовая, на тяжелых
колодах вместо ножек, а в длину для полдюжины широких мужчин. Если такой
махнуть по корчме...
Неуловимо быстрое движение привлекло мое внимание. За столиком слева
народу уже оказалось вдвое больше. Черт, неужели это чертово пиво что-то
делает с моими глазами? Один из прибывших еще не успел снять плащ, на пол
сбегала вода, а когда откинул на спину капюшон, я увидел веселое и злое
лицо, рыжеватые волосы. Прибывший плотоядно потер ладони. На столе тут же
появился узкогорлый кувшин.
Витим, поймав мой взгляд, сказал вполголоса:
- Иные так спешат в корчму, что прямо из своих нор... Ну, кто с
высоких гор, кто из леса, кто из песков! Наловчились, прыгуны чертовы...
Я все с тревогой посматривал на жадно пожирающего сушеную рыбу
прыгуна. Быстрые хищные пальцы драли чешую так, что чешуя летела
серебристыми блесками как конфетти из хлопушки. В чаше пузыристая пена как
поднялась пышной шапкой, так и застыла в ожидании.
- Как сразу?
- Да так вот. Минуя порог. И даже не зрят на красивый город, что
обижает хозяйку корчмы. Она ж не только здесь хозяйка! Старается, украшает
город, а им все по... гм... словом, нажраться бы поскорее, да в морду, да в
рыло!
За столом заорали, я услышал мощный звон, с которым столкнулись
исполинские кубки, размером с те, которые вручают что-то поднявшим,
пробежавшим или куда-то прыгнувшим.
От двери снова был шум, возмущенный крик. Я видел как кому-то надавали
по шее, вытолкали. Похоже, это прорывался все тот же, самый умный и
замечательный, который хотел, чтобы в корчме жили по его правилам. А может,
и другой, ведь, как известно, это доброе и разумное надо сеять, а потом еще
и окучивать... знать бы, что это такое, а вот дурни и без всякого
окучивания как из-под земли прут целыми толпами.
За столом слева, куда явился, минуя городские врата, рыжий, пили и
спорили странствующего вида не то дервиши, не то... словом, суфии. У одного
на выцветшем плаще уцелело изображение хищных крыльев, у другого -
странного животного, смутно знакомого, но настолько все стерлось, что я
только подумал, что оба не то из разных философских школ, либо с разных
континентов,
Мне показалось, что увлеченно философствуют о законах мироздания, но
когда один вдруг вскипев: ах, на трех слонах?, вскочил и так умело попал
кулаком в челюсть оппоненту, посмевшему придерживаться устаревшей теории
черепахистости, что я засомневался в его природном философском даре.
Второй отшатнулся от удара, глаза его налились кровью как у лося
весной, он утробно взревел, и, если бы третий не удержал стол, опрокинул бы
на слониста. Я сжался в комок, дрались люто, свирепо, кровь брызгала алыми
струями, слышались чавкающие удары, буханье, треск костей, а потом как-то
разом остановились, люто глядя друг на друга все еще бешеными глазами. Один
сказал сдавленным от ярости голосом:
- Впрочем... переход на личности - это не самый подходящий аргумент...
Кровь перестала хлестать из перебитого носа, только срывалась с
подбородка багровыми тягучими каплями, а волосы на груди стали рыжими от
крови. Второй облизал окровавленные костяшки пальцев, там свисали красные
лохмотья сорванной кожи размером с крылья летучей мыши:
- Согласен... Прошу меня простить, это я начал...
Ссадины мгновенно исчезли под натиском молодой розовой кожи. У его
противника распухший нос с торчащими наружу окровавленными хрящами принял
благородный греческий вид, а пятна крови бесследно испарились.
- Нет-нет, - возразил первый, его грудь тяжело вздымалась, - вы только
ответили, это я допустил недостойный выпад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17