Зуб за зуб, смерть за смерть. Ты смог бы его... скажем... умертвить?
Олег кивнул:
— Смог бы.
— Вот и хорошо, — одобрил колдун, но в его тоне звучало сомнение. — Он в самом деле натворил столько бед, что всяк имеет право очистить землю от этого негодяя...
Он прошептал несколько слов, щелкнул пальцами. Олег чувствовал, что колдун произносит еще и заклятия, но уже неслышно, чтобы гость не подслушал и не перехватил. Затем сухо щелкнули пальцы, и заметно побледневший колдун, словно из него выпустили кувшин крови, кивнул на зеркало:
— Смотри!
Четверо двигались все так же ровной цепочкой, затем ноги переднего стали заплетаться. Он остановился, загнул руку за спину, явно пытаясь сбросить тяжелый мешок. Ноги подломились, он упал сперва на колени, затем лицом вниз. Трое подбежали, перевернули на спину.
Олег вздрогнул, когда над ухом раздался насмешливый, но очень усталый голос Россохи:
— Он сейчас умрет.
— Как ты это сделал? — воскликнул Олег пораженно.
— Повернул в его теле потоки крови. От головы к сердцу. И от ног. Волны сшиблись, а сердце не из железа... Он еще жив. В городе, где искусные лекари, его могли бы спасти.
Олег не отрывал взгляда от четырех фигурок. Уши горели, он чувствовал на себе насмешливый взгляд колдуна. Да, это милосердно по отношению к троим оставшимся. Без вожака они могут опомниться и вернуться к мирной жизни, пахать землю и сеять хлеб, а если бы Россоха поручил уничтожить вожака ему, то он разверз бы под ними каменную плиту, а то и обрушил бы на них скалу, где погибли бы ни в чем не повинные горные зайцы, что торговца не грабили, а также муравьи, бабочки...
— Я бы так не мог, — признался он виновато.
Когда оторвался от зеркала, перехватил взгляд колдуна, обращенный на его огромные кулаки. Россоха отвернулся, но Олег видел, что старик не так его понял.
На столе груш и диковинных желтых яблок стало еще больше, но теперь Олег жевал без охоты. Умоляющие и преданные, как у пса, глаза не отрывались от колдуна. А Россоха поспешно насыщался, все еще бледный, выплеснув столько магии, молодого парня рассматривал с сомнением:
— Что-то не так...
— Что? — переспросил Олег тоскливо. — Что не так? Что дивного, когда человек стремится стать колдуном?
— Все, — ответил Россоха лаконично. — Все! Колдунов боятся и ненавидят. Но еще дивнее, когда колдуном стремится стать вот такой... гм... с такой статью. Обычно в колдуны идут увечные, больные. Которым в жизни места уже нет, а сила еще есть. Не в мышцах, так в голове.
— Но и у меня в голове, — возразил Олег. Поправился: — Хочу, чтобы в голове!
— Гм... С такими мышцами, таким ростом, такой статью... В чем твоя болезнь? Пусть скрытая, но без нее не обойтись. Не мог же ты восхотеть стать колдуном просто так! Силачи в колдуны не идут.
Олег поник, признался хриплым голосом:
— Тебе откроюсь в самом стыдном для мужчины. Я — трус. Редкостный... Я не просто боюсь, меня покрывает липким потом, внутри все холодеет, руки трясутся, будто курей крал, а ноги уже не ноги, а две гнилые колоды!.. Другие сородичи... в бой как на пир. Ломятся, как к столу с вином, глаза полны восторга, морды сияют, каждого прямо распирает, драка рвется изнутри! А я хоть и знаю, что должен чувствовать... э-э... упоение в бою и бездны мрачной на краю... но трясусь и слабею все больше. Будь я калекой или хилым, то еще понятно, хотя у нас и хилые не просто прут в драку, а прямо летят навстречу брани, забыв даже про сытный обед... Я же здоров, особенно среди этого люда! В Лесу я не казался здоровым. Все равно не могу заставить себя драться даже с этими... не шибко крупными! Хоть человечек и мелок... а может, как раз потому, он может пырнуть ножом в бок, швырнуть камень в спину, а если еще и по затылку... Б-р-р!.. Ты видишь, я уже побледнел, а я ж только подумал!
Кровь в самом деле отлила от лица, Олег ощутил холодок, все тепло разом ушло вовнутрь, оставив кожу холодной, чтобы в случае раны кровь почти не текла, береглась, спешно заращивая поврежденное мясо...
Колдун проронил с сочувствием, но Олег видел, что старик отводит взор, словно брезгует видеть труса в таком здоровенном парняге:
— Зато на тебе раны заживают быстрее, чем на собаке.
— Да я их не получаю! — воскликнул Олег.
Колдун оглядел его с ног до головы с новым интересом:
— Как же тебе удается? Ты, судя по всему, прошел немало. А не бывает, чтобы пройти и не подраться. Даже труса бьют. Может быть, даже чаще. И злее.
Олег развел руками:
— От своей трусости я творю черт-те что... Мрак бы просто вышиб пару зубов у дурака... был у меня такой друг, а я со страху — всю челюсть. А то и голову, как чашку со стола... Сколько хороших людей зашиб! Они ж только по пьянке покуражиться хотят, перед своими девками себя показать... Пару раз бы дали по шее, только и делов. Ну, кровоподтек под глазом, а то рубаху бы порвали, вот и все. А из-за моей трусости то в одном селе, через которое шел, пара увечных прибавилась, то в другом — пара могилок!.. Все понимаю, но до свинячьего визга боюсь, когда вижу чужие кулаки! Просто не могу, чтобы меня били.
Колдун слушал, кивал, глаза из насмешливых стали грустными, понимающими. Олег с холодком видел, что от его трусости у Россохи лечения нет. И колдун, словно видя его понимание, сказал сочувствующе:
— Да, это не та трусость, которую можно истравить травами или заклятиями. Это внутри тебя... Это заложено самим Родом...
— Зачем? — воскликнул Олег горестно.
— Чтобы охранить.
— Что?
— Ценности.
Олег удивился, оглядел себя, даже похлопал по бокам:
— Где же эти ценности?
— Раз твоя натура бережет твое тело, — сказал Россоха значительно, — то они внутри. Что это — не ведаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20