Конь попятился, Олег пожал плечами и пошел дальше, а за спиной был удаляющийся дробный перестук копыт. Вдоль домов в землю втоптаны широкие доски, явно весной здесь непролазная грязь, сейчас от жары их покоробило, концы пытались стукнуть по ногам, чтобы на потеху другим доскам разиня грохнулся мордой оземь.
Стук копыт еще не затих, а ближайшая калитка отворилась. Выглянул щуплый мужичишка, опасливо огляделся по сторонам, сказал Олегу с восхищенным осуждением:
— Больно смел, паря... Это ж сам Твердяк!
— Мне он твердым не показался, — обронил Олег. — А что?
Мужичонка снова опасливо огляделся, сказал тихо:
— Кто бы ты ни был, в недоброе время ты сюда забрел.
— Знакомо, — ответил Олег.
— Что?
— Куда бы я ни забрел, везде время недоброе. Может быть, так везде?
Тот сказал обидчиво:
— Смотри, мое дело предупредить. Уже за это у Ящера мне зачтется.
— За такую малость?
Тот ухмыльнулся горько:
— Всяк норовит боднуть, лягнуть, грызануть, а я доброе слово сказал! Уже будто нездешний.
— Тогда в самом деле зачтется, — согласился Олег.
Улица тянулась ровная, словно строили не как кто хочет, а по уговору с соседями. А то и вовсе князь или городской голова следит за порядком. Башня медленно вырастала, на три-четыре поверха выше княжеского терема, как только тот терпит, на самом верху огорожено деревянным заборчиком, чтобы ночью не свалиться, все колдуны по ночам разгадывают звезды...
Он вышел на площадь, от нее во все стороны улочки, а посреди столб из бревна в три обхвата, золотая шапка, грубо вытесанное злое лицо, тяжелая нижняя челюсть, глаза неведомого бога взглянули остро и подозрительно.
Олег на всякий случай поклонился, вежественным надо быть не только со старшими, но на жертвенный камень внизу бросать ничего не стал, прошел мимо, огибая княжеский терем.
У ворот двое гридней дрались на кольях. Вокруг собралось с десяток зевак, подбадривали, вскрикивали при каждом удачном ударе, а оба парня, молодые и налитые здоровой нерастраченной силой, бились остервенело, люто, рычали и хекали, у одного рубаха сползла с плеча, открыв широкую кровавую ссадину, у другого левая половинка головы была в крови, а ухо распухло.
Олега почти не заметили, только одна молодая женщина окинула его оценивающим взором:
— Ого, какая стать. Из каких голодных краев?
— Из леса, вестимо, — ответил Олег.
Она ухватила его за руку:
— Погоди! Чего ты ищешь? Может быть, я смогу помочь?
— Вряд ли, — ответил Олег мирно.
Вокруг взревели, второй нанес еще один мощный удар, плечо вовсе залило кровью, а на острие кола за-трепыхался клок рубашки. Женщина не отрывала взгляда от странного незнакомца.
— Что могут искать, выйдя из леса? Разве что любовь... Тогда ты пришел в нужное место.
Олег осторожно высвободил руку:
— Любовь одна, а подделок под нее — тысячи. Такую любовь я могу купить за полгривны в любой корчме.
За спиной остались вопли, брань, стук дерева по деревянным головам. Потом закричали предостерегающе и возмущенно, кто-то из гридней явно попытался ухватить сложенное у ворот оружие: драться надо честно.
С этой стороны улочка оказалась перегорожена стеной из бревен в два ряда. Из башенок сюда можно метать камни и стрелы, тупичок явно для засады, и Олег, потоптавшись раздосадованно, потащился обратно. Дурак, не сообразил сразу, что если к князю следует подходить только спереди, к волхву — справа, то к колдуну надо заходить обязательно слева. Исключение только женщины, их надо бояться со всех сторон.
Когда снова подошел к вратам, толпа стояла молчаливая, угрюмая. Один из гридней лежал на земле, кровь хлестала изо рта. Второй стоял перед ним на коленях. Олег услышал умоляющий голос:
— Братан, не помирай!.. Только не помирай!.. Я ж нечаянно...
Лицо раненого быстро бледнело, нос уже заострился. Синие губы прошептали:
— Только не говори... родителям, что я... умер. Скажи, что в дальней заморской земле женился...
Брат ахнул:
— Но они потребуют правду! А врать нехорошо...
— Скажи, что взял в жены лучшую из лучших... что она горда и красива, богата и пышна... что ни перед кем не склоняет головы... ни перед каганами, ни перед царями... Это и есть правда...
Олег не был Таргитаем, но и он понял, что умирающий говорил о земле, которую одни называют матерью, другие — невестой, третьи — сестрой, кто-то может придумать и еще что-то, и все будет правдой. Надо будет поразмыслить над этим, что-то в этом есть важное, тайное, скрытое, что может дать ключ к разным доселе недоступным заклятиям.
С этой стороны к башне вела дорожка прямая, но очень узкая, двум всадникам не разъехаться. Забор по обе стороны из толстых кольев, кое-где чувствуются с той стороны ступени, из-за зубьев можно по головам тех, кто незвано устремится к башне.
«Не так уж тут и мирно», — подумал он. Сама башня из толстых дубовых бревен, небольшая дверь в таких широких полосах металла, что и дерева не видать. То ли колдун не слишком силен, то ли не желает отвлекаться на защиту жилища волшбой, во всем положился на князя да на запоры...
Он насторожился, ибо из башни вышли трое уверенных в себе молодых мужиков, нагловатых, как бывают наглыми холопы только сильных хозяев, которые ни перед кем не гнутся.
Все трое шли плечо в плечо, Олег прижался к забору, но один, самый низкорослый, но толстый, как молодой бычок, все равно притер к кольям, а потом еще и оглянулся:
— Ах, ты еще и пихаться?
— Ребята, — сказал Олег тоскливо, — у вас впереди корчма, там и погуляете. И подеретесь всласть. Мне не до того. Пустите...
Двое уже прошли, нетерпеливо оглядывались, а этот, которому покуражиться было невтерпеж, до корчмы еще дойти, заорал ликующе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20