.. Я надеялся, что окончание школы разлучит вас и я найду пути к ней, к ее сердцу. Но тут случилось невероятное. Мой брат, мой старший брат, которого я должен был почитать, как отца, решил жениться на Назокат и стал преследовать ее. Семью Назокат высоко ставили в селе, отец ее, известный всему району заслуженный учитель, пользовался уважением и почетом. Брат и это принял во внимание. Я видел все, понимал каждый его шаг, видел, как он хладнокровно завладевает девушкой, которую я люблю... И я должен был молчать — не мог же я пойти против воли старшего брата. Я даже не имел права ненавидеть его и поэтому еще больше ненавидел тебя. Если бы Назокат вышла замуж не за брата, а за тебя или кого-нибудь другого, а потом разошлась с мужем, как сейчас, тысячу раз благодарил бы я бога! Ведь тогда появилось бы право высказать ей все, что у меня на сердце, и, может быть, она бы откликнулась... За те два года, что ты был в армии, я стал забывать тебя и стал забывать, что ненавижу тебя, — ведь теперь между нами не стояла Назокат. Ради спокойствия брата я старался задушить в своем сердце невысказанную любовь... Потом Назокат ушла из дома моего брата — боль и растерянность овладели мной. Что делать? Она и свободна и не свободна, ведь брат не оставил намерения вернуть ее... В такое вот время снова появился ты. О какой камень разбить мне мою несчастную голову? Я тебя ненавижу, Фируз, понимаешь, ненавижу! Ты даже представить себе не можешь, что делается со мной, когда вижу тебя рядом с Назокат. Каждая клетка тела, каждый вздох полны одним — ненавистью. Из-за тебя я и брата не хочу сейчас видеть. Он дурак — как мог упустить такую женщину! В последнее время, мне кажется, я ненавижу уже и его, а с вами имеете и просто каждого счастливого человека. Можешь ты понять таков, Фируз?., Что мне теперь делать?
Почему ты не дал мне умереть в этом глухом ущелье? Почему ты не захотел отомстить мне за все зло, которое я причинил тебе, почему сыплешь соль на мои раны, проявляя благородство? Ведь если бы этой ночью мы поменялись ролями, и не ты, а я нашел бы тебя окровавленного, замерзающего в разбитой машине, я еще не знаю, как поступил бы. 'Мне страшно, Фируз, я боюсь самого себя. Боюсь... А ведь я человек... Об этой моей неизлечимой боли знаю только я да еще господь бог.
...Когда Насира увезли в палату, Фируз вышел на улицу, с трудом волоча ноги, добрался до своей машины, тяжело опустился на подножку кабины и закурил. В голове звенело от усталости. Он сидел и безразлично смотрел на падающий снег и думал о том, что надо ехать будить кого-то из шоферов, чтобы отправились выручать машину Насира, и оттягивал минуту, когда нужно будет встать и подняться в кабину. Потом он сделал несколько глубоких затяжек и усилием воли заставил себя встать.
Зима отступила, потеплел и будто ожил воздух — в нем плыли запахи весны, запахи тающего снега и пробуждающейся земли.
На полях сошел снег, и замерзшая под ним пашня наконец вздохнула свободно. На солнечных склонах холмов, в садах на пригреве робко, словно страшась возвращения холодов, тянулись к солнцу нежные зеленые ростки. Воздух в селении звенел и дрожал от гомона вернувшихся птиц, ветки деревьев наливались соками, и нежная их кора обретала красноватый оттенок.
Фируз возвращался в село из далекого кочевья. На сердце было легко. В открытое окно кабины влетали будоражащие запахи теплого марта, хотелось дышать полной грудью, и он думал, что еще неделя такого тепла — и весна войдет в полную силу, заиграет зеленью и цветами.
Вечерело, солнце катилось вниз по склону горы, окрашивая в мягкий розовый цвет несколько пухлых облачков, заблудившихся в голубой шири неба. А уже просох, но на обочинах дороги все еще блестели мелкие лужицы — утром прошел первый весенний дождь. Длинные тени деревьев и домов ложились на дорогу, воздух был напоен вечерним покоем, и мир воцарялся в душе человека.
Фируз переехал ручей в нижней части села, потянулась улица.
Завтра воскресенье. Сейчас он поставит машину в гараж, оттуда направится прямо в баню, а потом, вернувшись домой, будет какое-то время просто отдыхать. Сегодня по телевизору хороший фильм —«Никто не хотел умирать». Конечно, больше него самого телевизору радуется мать. Он понемногу откладывал из зарплаты, а две недели назад с согласия матери продал козу с козленком, и вот теперь в вечерние часы, особенно когда бывает хороший концерт, мать подолгу просиживает у телевизора. «Сынок, как ты обрадовал меня»,— повторяет она и улыбается. Постарела мать. Конечно, ей бы большую семью — невестку, внучат...— тогда покой и удовлетворенность вошли бы в ее сердце.
На берегу арыка против совхозной конторы стояли и беседовали о чем-то Насир и Салим. Насир опирался на костыли, стоял, согнув спину, и от этого казался жалким и беспомощным.
«Видно, сегодня только выписался из больницы»,— отметил про себя Фируз.
Салим, увидев его, помахал рукой, прося остановиться.
Фируз вышел из кабины, поздоровался. Насира он не видел давно — тот осунулся, в лице сохранялась еще болезненная бледность.
— Ну как, лучше с ногами? Скоро бросишь эти деревяшки?
— Два дня, как сняли гипс...
Насир говорил, не поднимая головы. События той памятной ночи кое-что изменили в нем. Теперь ему было невыносимо стыдно смотреть в глаза своего недавнего врага. С братом он был в ссоре.
— Значит, скоро заберешь у него обратно свою машину?— Фируз кивнул на Салима.
Насир с Салимом переглянулись, заулыбались.
— Машина теперь стала моей, браток,— объяснил Салим.
Вот это новость! А я-то думаю, что это ты так светишься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43