Он скроил пренебрежительную мину.
— В конце концов, несмотря на то что я куда больше вашего знаю о жизни в эльфийском поместье, вы куда больше моего знаете о том, как распознать тайные намерения человека по его словам и поступкам.
— Я целиком и полностью за Дирика, — твердо сказала Шана. Каламадеа кивнул.
— Ну, значит, пойдем к Дирику, — согласился Меро. — По крайней мере, он не такой страшный, как Джамал. А то мне все кажется, что Джамал вот-вот выкинет что-нибудь неожиданное — и скорее всего неприятное.
— Это может быть еще одним признаком того, что он человек немирный, — заметил Каламадеа.
Шане не пришлось ничего добавлять — сама она сказала бы, что Джамал небезопасен: он явно подвержен молниеносной перемене настроений, хотя ей самой такого видеть и не доводилось.
— Ну, а теперь сменим тему. Удалось ли кому-то из вас выяснить, почему на этих людей не действует ни людская, ни эльфийская магия?
Каламадеа беспомощно развел руками:
— Я в полном недоумении! Никогда еще не сталкивался ни с чем подобным. А ведь я старше любого из старейших эльфийских лордов! Я могу мысленно общаться с тобой, Шана, и с Тенью, но я не могу коснуться мыслей никого из Железного Народа. Я по-прежнему могу изменить форму скалы, но ошейник не поддается магии. И облик сменить я тоже не могу. Ладно, мысленное общение — это почти человеческая магия, и я понимаю, как они могут ему воспрепятствовать, но как они могут заблокировать способность менять облик и форму предметов? Это ведь чисто драконьи штучки! Просто руки опускаются.
Шана печально кивнула. Все ее собственные эксперименты тоже окончились ничем. Как и попытки Меро.
— Кельян понятия не имеет, как они это делают. И я до сих пор не замечала, чтобы кто-то специально колдовал, чтобы заблокировать нашу магию. Я тоже в недоумении.
— Эти ошейники — очень древние, — негромко заметил Кеман.
Шана удивленно обернулась к нему.
— Откуда ты знаешь? И вообще при чем здесь это?
Кеман пожал плечами.
— Ну, совсем новыми они быть не могут. Они железные, а мне приходилось слышать, как люди жаловались, что им уже в течение нескольких месяцев не удается добыть ни угля, ни металла. К тому же, если присмотреться к ошейникам, заметно, что они порядком стерты, так что, похоже, ими пользуются уже не первую сотню лет. На самом деле, мне думается, что первоначально они предназначались не для людей и не для эльфов, а для животных — крупных собак скорее всего. Они наделяют некой защитой от подчинения или использования магии против того, на ком они надеты. И, похоже, это все. Ведь мы по-прежнему можем общаться мысленно — мы только не можем читать их мысли. А больше мы ничего и не пробовали, кроме как менять облик и лепить камень. Лепить камень получается…
Шана медленно кивнула.
— Значит, по-видимому, наша магия не действует из-за того, что они делают что-то для себя, а вовсе не из-за ошейников?
— Да. Если не считать того, что на ошейники магия тоже не действует,
— согласился Кеман. — Во всяком случае, мне так кажется.
— Видимо, именно поэтому эльфы по-прежнему могут творить свои иллюзии, хотя на них точно такие же ошейники, — размышлял вслух Каламадеа.
— Логично. Но облик-то мы почему менять не можем?
Меро внезапно встрепенулся.
— А вы не пробовали превращаться во что-то размером с полукровку? Или вы пытались превращаться во что-то большее или меньшее?
— Ни во что меньше человека мы превратиться не можем, — объяснил Каламадеа. — И… Нет, не пробовали.
Я пытался превратиться в вола. В дракона я попробовал превратиться только вчера вечером.
— А ведь дракон больше, куда больше! И вол тоже. — Глаза Меро сузились. — Быть может, у тебя не получается превратиться именно потому, что твое тело отлично знает, что ошейник ему порвать не удастся и он попросту придушит тебя, если ты превратишься во что-то большее. Вам мешает вовсе не магия, а инстинкт, обычный инстинкт самосохранения, который не позволяет вам задохнуться.
Каламадеа с Кеманом изумленно переглянулись. Каламадеа кивнул.
— Разумно. Вполне разумно, — медленно произнес он. — В кого бы я ни превратился, если моя шея окажется хоть на палец толще прежнего, я непременно задохнусь.
Надо будет подумать и обсудить это. Наверно, нам с Кеманом удастся придумать что-то, чему ошейник не будет помехой.
Дракон нахмурился.
— Вся проблема в том, что мы учились превращаться только в то, что видели. И я не уверен, что у нас получится превратиться во что-то еще.
— Жалко, что не получается вытянуть побольше сведений из Дирика, — сказала Шана после продолжительного молчания. — У меня такое ощущение, что я могла бы распутать эту загадку, если бы только сумела правильно поставить вопрос.
Она рассеянно играла прядью своих волос.
— По-моему, Дирик меня прощупывает: выясняет, можно ли мне доверять. Между ним и Джамалом что-то происходит. Мы об этом ничего не знаем — но, боюсь, это может повлиять и на нашу судьбу. Мне кажется, это тайная борьба за власть.
— Хм… — сказал Меро. — Похоже на правду. Это соответствует моим наблюдениям.
— Это соответствует и тому, что известно мне, — добавил Каламадеа. — Я бы не стал называть Джамала опрометчивым, но он предпочитает всем распоряжаться лично, а это означает взять дело в свои руки, будь то власть над своим кланом или добыча зерна и металла — и того, и другого Железному Народу не хватает.
Кеман застонал и потер висок, как будто у него разболелась голова.
— Нет, это просто несправедливо! Я вообще терпеть не могу ввязываться в борьбу за власть, так за что же я влип в интриги, которые не имеют ко мне никакого отношения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116