"Ни о чем не жалею, - сказал он, и я вздрогнул, когда увидел его улыбку, ни о чем, кроме одного... Не следовало мне отдавать Алалкомене [Алалкомена - одно из прозвищ богини Афины, дочери Зевса и Метиды; прозвище Паллада она получит позднее, победив гиганта Палланта и обтянув его кожей свой щит] голову Медузы. А если уж отдавать, то пусть взглянули бы друг другу в глаза. Как-никак родня... Ответь, Владыка - посмел бы ты тогда послать за мной Таната?" [Танат - Смерть, брат-близнец Сна-Гипноса, сын Нюкты-Ночи] И я ничего не ответил ему, Средний! Я молчал, а он улыбался...
Тишина. И только черная вода Стикса плещет о подножие Белого Утеса Забвения, невидимого во мраке, словно смывая с него горечь последних слов Владыки.
- А он улыбался, - повторяет Средний. - Улыбался. Здесь. И после этого ты не хочешь препятствовать рождению Мусорщика-Одиночки? Странно... очень странно. Стареешь, Владыка?
- Что ты предлагаешь, Средний?
- Для начала - поговорить с Младшим. Убедить его не делать этого. Мойры еще не спряли нить - значит, все обратимо. Двоих Младший, может быть, и послушает...
- Тебя одного, выходит, уже не послушал. Не будь наивен, Средний - ты не хуже меня знаешь Зевса! Если он что-то решил, его не отговоришь, хоть мир наизнанку выверни.
- Увы, Старший, - вздыхает море. - Не отговоришь. Более того, он совершает ЭТО как раз в данный момент. Ни с кем не посоветовавшись!
- Разве он когда-нибудь с кем-то советовался? Даже когда он поднял руку на отца - он сделал это сам, а Семья лишь присоединилась...
Средний гулко вздыхает еще раз.
- Младший стал опасен, - говорит он с затаенной ненавистью, и кажется, что сейчас эта ненависть разорвет сгустившийся мрак ослепительно-белой вспышкой.
- Младший стал опасен. Он зарвался! Пора сместить его - и положить конец очередным безрассудствам! У меня есть достаточная поддержка Семьи...
- Но она недостаточна, чтобы ты мог открыто выступить против Младшего.
- А ты? Ты присоединишься ко мне?!
Тьма.
Сполохи.
Тьма.
- Ты редко спускаешься ко мне, Средний, - почти беззвучно отзывается тьма. - Очень редко. Иначе ты знал бы, что гекатонхейры [Сторукие, первенцы Урана-Неба и Геи-Земли; Бриарей, Гий и Котт] все с большим трудом сдерживают напор из Тартара. И рано или поздно, Сторукие могут не выдержать. Вот тогда я буду рад любому союзнику: хоть одному из Семьи, хоть Получеловеку, хоть Мусорщику-Одиночке - лишь бы он умел убивать навсегда. Младший - тиран и самодур, но в этот день он будет первым из бойцов. А ты, Средний, не захочешь ли ты отсидеться в своих глубинах? Не обижайся, это я так... Короче, я бы не советовал тебе слишком беспокоиться о будущей судьбе Мусорщика-Одиночки. Он смертен - и этим все сказано; во всяком случае, для меня. Беспокоиться надо о тех, что копят силы там, внизу, в Тартаре. Ну а ваши претензии на власть меня не касаются. Я к власти не рвусь, мне хватает того, что я имею. И я не стану доносить Младшему о нашем разговоре.
- Спасибо хоть на этом, - недовольно бурчит Средний. - Ох, Старший, спохватишься - да только поздно будет. Смотри, не раскайся после...
- Смотрю, смотрю. И ты смотри, не ушибись - я-то здесь вижу, а вот ты... Эх, предупреждал же! Тут тебе Эреб, тут землю сотрясать опасно...
Когда тяжелые шаги Среднего затихли в отдалении, Старший в сердцах сплюнул и пробормотал:
- Дурак ты, братец! Прямой, как копье - вот и летишь, не сворачивая, куда бросили! Гера крутит тобой, как хочет, а ты до сих пор считаешь, что дело обстоит наоборот... Ох, Черногривый! Ума бы тебе хоть малую толику...
Что-то прошелестело во влажной мгле, отливающей багрянцем - впрочем, только сейчас стало ясно, что мрак после ухода Среднего заметно поредел, превратясь в сумрак.
- Ты, Лукавый?
- Я, дядя.
- Подслушивал?
- Я? Никогда.
- Ясно. И много услышал?
- Достаточно, дядя.
- Наверху был?
- Был.
- И... что там?
- Свершилось. Только что папа вернулся в Семью. И уставшая Нюкта-Ночь скоро уйдет от Фив.
Некоторое время Старший переваривал услышанное.
- Лукавый?!
- Да, дядя?
- Знаешь что, Гермий - слетай-ка ты к Мойрам! [Мойры - три богини судьбы: Клото - Пряха, Атропос - Неотвратимая, Лахесис - Жребиедательница. Досл. "Мойра" - "Участь"] Выясни, что они там напряли в приданое будущему новорожденному. Изменить судьбу мы не в силах, но знать... знать ее не мешало бы. Мало ли...
- Слушаюсь, Владыка! - фальшиво выкрикнул Лукавый писклявым голоском, отчего Старший, скорее всего, поморщился - потому что сумрак мгновенно почернел, становясь прежним мраком.
- Шутник... Сто раз говорил тебе - ерничать будешь при посторонних. Или при отце. А со мной - не надо. Не люблю. Ладно - лети, малыш.
Гермия не было довольно долго, и Старший уже начал недоумевать, куда этот плут запропастился - когда, наконец, вновь раздался шелест, и слегка запыхавшийся посланец шлепнулся на берег Стикса рядом со Старшим.
- Странные дела, Владыка, - Лукавый был необычайно серьезен, и Старшему на этот раз не пришло в голову перебивать племянника. - Прилетаю я, значит, к Мойрам, спрашиваю - а те только руками разводят. Ничего, мол, нет пока, нить не спрялась, жребий не вынут и уж тем более не записан. Я, понятное дело, давай допытываться - думаю, скрывают что-то старухи! - а тут глядь, у Клото нить пошла! И не просто нить, а двойная да крученая...
- Близнецы, - прошептал Старший.
- Близнецы, - тут же согласился Лукавый. - Но чтоб нить крученая такого и сами Мойры не помнят! Короче, раскрутили мы ее кое-как...
- Вы? - буквально подскочил Владыка.
- Мы, - с достоинством подтвердил Гермий. - Я тоже помогал! Только все зря - под конец она опять скрутилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17