Разве мало в лагере славных французов, что ты тратишь дорогие
лекарства на этот сброд?
- Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, - ответил Паре.
Монтежан нахмурился. Добрый католик не должен в разговоре цитировать
евангелие. Так прилично поступать гугеноту. Полковнику уже доносили, что
его хирург нетверд в вере, но Паре покровительствовал герцог де Роган,
оруженосца которого Паре вылечил в самом начале компании. Кроме того, Паре
был хорошим хирургом и до сих пор справлялся с делами там, где спасовали
бы и три врача. А Монтежан никогда не забывал, что королевским указом об
организации легионов именно командующий обязывался содержать за свой счет
необходимое количество искушенных хирургов и костоправов.
- Паре, - медленно сказал Монтежан, - не нарушаешь ли ты королевских
ордонансов против еретиков?
- Ваша милость, я не провожу богослужений.
- Тем лучше. А пока, займись делом. Отряд выступает, завтра мы
приготовим тебе много работы. Что же до этих, - полковник махнул рукой, -
то их лучше всего утопить. Император страдает в Эксе без воды, пусть хоть
некоторые из его воинов напьются вдоволь.
На рассвете ударили пушки. Передовой отряд отходящего к Фрежюсу
императорского войска попытался выйти к Роне и переправиться в Лангедок.
Полки гранмэтра Монморанси загородили ему дорогу. Солдаты с обеих сторон
шли плотными рядами, как ходили их деды и прадеды. Так казалось
безопаснее, когда чувствуешь руку соседа, то знаешь, что никто не ударит
тебя сбоку. Зато каждая пуля, выпущенная из аркебузы, попадала в цель, а
тяжелое ядро, выплюнутое бомбардой, поражало иной раз десяток сгрудившихся
воинов.
В скором времени стоны и крик вокруг палатки Паре заглушили шум
далекого сражения. Раненые валялись на земле, контуженные в грудь хрипели,
на губах выступала розовая пена. Иные сидели, зажимая рукой рану с
торчащим обломком копья. Сраженные пулей лежали, открыв такую нестрашную
на вид рану солнцу, чтобы приостановить действие яда. Люди громко стонали,
многие умирали, не дождавшись перевязки. Их оттаскивали в сторону.
Первому пациенту Паре остановил кровь и туго стянул повязкой руку,
рассеченную ударом алебарды, следующему мощными щипцами "вороний клюв"
вырвал стальной обломок лопнувшего арбалета, пробивший щеку и вонзившийся
в изгиб скуловой кости. Раненые находились в шоке и почти не кричали.
После перевязки Жан, чтобы привести в чувство, давал им по глотку крепкого
вина и отводил под навес.
У третьего была огнестрельная рана. Пуля попала в бок, но отразившись
от ребер, вышла наружу. Его еще можно спасти. Паре быстро очистил рану и
протянул руку за меркой. Прозрачное бузинное масло медленно кипело в
начищенном котелке, поставленном на угли жаровни. Паре пинцетом расширил
рану и влил туда полную мерку масла. Раненый захлебнулся криком. Остро
запахло горелым мясом. Паре, стараясь не дышать, повторил выжигание,
сверху наложил смягчающую повязку из терпентина и яичного желтка, откинул
полог палатки и хрипло крикнул:
- Следующий!
Двое служителей из числа легко раненых отнесли лежащего без сознания
оперированного под навес. Паре, бледный, словно это его терзали только
что, смотрел, как беднягу укладывают на соломе. Потом повернулся и пошел в
палатку, где уже полулежал в кресле очередной пациент. У него тоже было
пулевое ранение.
Вскоре Амбруаз потерял счет и времени, и операциям. Он сшивал, резал,
прижигал, извлекал пули, стрелы и обломки костей. Вопли уже не задевали
его слуха, а когда кто-то умирал прямо на столе, он лишь досадливо махал
рукой и кричал:
- Это уберите и давайте следующего!
Жан метался ка угорелый, не успевая подносить лекарства, корпию,
полотно, и оттаскивать тазики полные крови и отсеченных частей
человеческого тела. Проклята будь война! Никогда еще она не была столь
кровавой, еще несколько лет и христианские королевства обезлюдят, и
Солиман без боя подойдет к стенам уже не Вены, а Парижа...
С первых минут сражения французам удалось опрокинуть неприятеля и
погнать его от реки. Через раненых просто переступали, они оказывались за
спинами французский солдат, где их подбирали люди назначенные Монтежаном.
Кто мог добирались в лагерь на своих ногах, прочих без разбора грузили на
телеги. На поле разбираться было некогда, люди истекали кровью, да и пули
туда порой залетали. Сами раненые молчали, отлично зная, что если ты не
дворянин и не можешь заплатить выкуп, то не стоит рассчитывать на
милосердие. Оставалось надеяться, что в суматохе никто не отличит
швейцарского наемника из войск Франциска от его родного брата,
отправившегося служить Карлу.
Но Паре все же узнавал баварцев по зеленым, а арагонцев по коричневым
курткам, венгров по колетам с витой шнуровкой, саксонцев по особо пышным
буфам и панталонам пол цвет знамени курфюрста. Это были пленные, их Паре
не должен лечить, но он перевязывал их наравне со своими и не жалел
лекарств. Дубле, конечно, так не поступает. Он, хоть и не официальный
врач, но патриот и ярый католик. Паре не раз слышал, как он, стоя среди
солдат, громко повторял слова Фомы Аквинского:
- Лучше умереть с Христом, чем выздороветь от еврея! ...и от
гугенота, - добавлял он, перехватив мрачный взгляд Паре.
Ну и пусть, кто не хочет не идет к нему. Здесь госпиталь, а не
богословский диспут!
- Следующий!
Выстрелов больше не слышно, поток раненых уменьшился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37