Голос за текстом подтверждает: "Она, она, кому же еще".
Захожу в церковь, пытаюсь вспомнить, а где же могилка-то?
Всплыла фраза: "И никто не узнает, где могилка моя". Вдруг вижу
монумент, под ним знакомое лицо, похожа на ту женщину, с
которой меня свел случай.
Голос за кадром: "Какой такой случай?"
Отвечаю: "Застебал как Цеденбал!"
Голос бодро: "Так бы и сказал!"
Подхожу к даме, она меня обнимает, страстно целует,
чуствую, что при поцелуе прокусывает мне нижнюю губу.
- Потише, девонька, - лепечу я бабским тоненьким
голоском.
- Я ща тебе потише сделаю, ты у меня ща потише
допросишься, - говорит она, при этом улыбается и щупает меня
повсеместно. Я по глупому жеманюсь, смеюсь, как от щекотки,
вдруг статуя над нами начинает орать: "Скажи, кто в опера
стрелял?" И надвигается на меня с Анной.
Статуя - огромная каменная баба с квадратными кулаками -
идет на нас в боксерской стойке, я легко ухожу от ее ударов, а
вот Анне достается, она пропускает хук левой и уходит в
полнейший нокаут, кровь, слюни, зубы летят в сторону изо рта,
как при замедленной промотке. Статуя горделиво шипит: "Оба-еба!
Это тебе не в тапочки срать! Не нарзаном подмываться! Нудистка
гребаная!"
Я понимаю, что пришел мой черед, но не могу и двинуться,
статуя валит меня и начинает добросовестно душить, я бью руками
по земле, как по татами, мол все, схватку проиграл. Но каменная
глыба продолжает меня лишать жизни насильственным образом, при
этом неестественно громко орет. А что орет, я уже не могу
разобрать, сплошной гул.

13. Тринадцатая глава
Проснувшись, я обнаружил у себя на груди колено, на шее
пальцы, а перед глазами - мясистое лицо здоровенной старухи.
Старуха кропотливо меня душила, периодически отвлекаясь для
того, чтобы стукнуть костистым кулаком размером с кокос по чему
придется. Я ее сделал в три секунды, отрубил по полной
программе, и потирая намятые шейные мускулы, огляделся. Туша
плечистой старухи была внушительна даже для меня - видно,
широко разрекламированная супруга профессора нагрянула с
недружественным визитом. Вот дура, со страху на меня
набросилась, что ли?! Судя по тому, что я был гол как сокол, а
рядом лежала не менее голая Анна, я заснул в пылу занятия
любимым делом. Ой как хорошо сказал, надо запомнить.
- На зарядку становись! - запел я, на сердце было легко
и весело, будто все загадки предыдущего дня обрели достоверные
отгадки.
Ни Анна, ни профессор, ни его жена на призыв не
откликнулись. Я хотел пощупать пульс доктора, но вспомнил, что
я его под утро ухайдокал, поэтому прощупал артерию его жены -
никакого биения. Я тронул ее пинком - она не шелохнулась...
Видимо, прием на удушение я провел слишком азартно -
старушенция была мертва. Я отдернул ногу: наблюдать мертвые
семейные пары мне до этого доводилось, но своими руками убивать
- нет. На секунду стало страшно, я слишком отчетливо понял,
что я и есть тот самый хладнокровный киллер-маньяк из
американских триллеров, который как на раз поссать мочит
добродетельных наивняков. Но были ли они добродетельными? Да и
наивными, вроде, не были... Значит, туда им и дорога!
Только я приступил к утренней гимнастике - бабка вдруг
открыла глаза и без предупреждения попыталсь ударить меня
пудовым кулаком. Я нехотя, не прерывая приседаний, увернулся и
вырубил ее еще раз хлестким ударом в морщинистый лоб. Потом
закончил комплекс упражнений и связал назойливую старуху
гардиной, запаковав ее как в смирительную рубашку. "Такая
помрет, жди", - вспомнилась фраза педиатра-собакодела.
Я склонился над Анной.
- С меня надо было начинать, - сказала моя спутница, -
а то уже за всеми поухаживал, а к любимой в последнюю очередь,
- с укоризной произнесла она.
- Да я это... - замялся я.
- Одевайся скорее, мне срочно нужна парочка вещей из моей
сумочки.
- Я в вашем распоряжении, мадам! - рапортанул я.
Мы вышли из дома профессора. На улице светало. По
переулкам бродил легкий сырой туман. Я отыскал оставленную у
прудов машину, и мы двинулись в сторону моей конторы.
Когда в серой предрассветной полутьме мы подъезжали к
центральному входу, меня охватило смутное чувство тревоги. Оно
еще больше усилилось, как только за две улицы до своего здания
я увидел копошащихся на газоне курсантов с мешками, подбирающих
какой-то мусор. А когда я поднял глаза вверх, тревога сменилась
отчаянной уверенностью в том, что случилась большая беда: на
том месте, где должно было быть окно моего кабинета, чернела
рваная заплата... точнее не заплата, а обгоревшая пустота.
Сердце мое ушло в желудок, а волосы на голове неприятно
зашевелились. Я резко остановил машину у обочины.
- Ты что? - очнулась от полудремы Анна.
- Что?! - вне себя от злости я схватил ее за волосы и
повернул лицом к той ужасной картине.
- При чем здесь я??? - жалобно пискнула она. - Я же с
тобой была...
- Что ты туда подложила?
- Ничего... ты же видел. У меня ничего не было...
- Черт бы тебя побрал! С тебя все началось! Пристрелить
тебя мало!
- Ну, убей меня теперь, - заревела она, - только не
ругайся...
- Не реветь! - рявкнул я на нее. - Сиди здесь и жди
меня. Я там выясню обстановку.
Я вынул из кармана ее плаща оставшийся кусок лески и
тщательно связал ей руки и ноги. Она восприняла это на
удивление покорно. "Только запри все двери, а то мне страшно",
- робко попросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25