Но впереди из-за стволов внезапно показался свет, очертивший проем высоких ворот, и оттуда медленной процессией потянулась цепочка меньших огней, факелов и мерцающих фонарей. Они устремились на аллею, и в колеблющемся свете Элоф смог яснее увидеть тех, кто нес их. Люди были очень высокими и статными, с благородной осанкой; пламя факелов играло на их богато вышитых узорчатых одеждах и выхватывало блеск самоцветов на затененных лицах и воротниках. Они двигались почти беззвучно, если не считать тихих вздохов и шороха ткани по короткой траве. Невнятный говор был приглушенным, как в торжественный момент; лишь один раз прозвучал женский смех, легкий и чистый, как лунный свет, и быстро стих. Они выстроились по обе стороны аллеи, как будто потрепанные путники были почетными гостями, которые должны были пройти мимо них в открытые ворота.
Широко распахнув глаза, все смотрели на это дивное зрелище. Некоторые могли бы остановиться, если бы Керморван не продолжал уверенно шагать вперед. Элоф, у которого пересохло во рту, подавил собственное беспокойство; в конце концов, что еще они могли сделать? За спиной маячили те, кто перенес их сюда, а повсюду вокруг раскинулся необъятный Лес, где не было ни троп, ни дорог. Эта мысль лишь подчеркивала нереальность всего, что он сейчас видел перед собой. Высокий чертог и благородное общество… это казалось слишком похожим на сон.
Внезапно Керморван остановился так резко, что Элоф налетел на него. Из рядов встречающих выступила высокая фигура. Человек снял шапочку, которую он носил, и низко поклонился. Элоф, во все глаза смотревший на него, увидел удлиненное, но вполне человеческое лицо, изрезанное морщинами, на котором лежала печать усталости, странно контрастировавшая с безмятежно-спокойным выражением. Он был стройным и необычно высоким для человека, однако не похожим на детей Тапиау: его конечности имели вполне нормальную длину. Какое-то мгновение незнакомец смотрел на них, а потом заговорил ясным и доброжелательным голосом:
– Коремин, арлатайн! Эр ксрос дивъес лисайау'ан Айтен! Коремин!
Язык был сотранским и менее архаичным, чем тот, на котором говорила лесная женщина. Элоф с трудом сглотнул и прошептал на ухо Керморвану:
– Он приветствует нас, как лордов! И называет себя…
– Я слышал, – твердо сказал Керморван. – Он называет себя избранным глашатаем этих лесных чертогов. Интересно, кем он был избран? Но мы должны ответить ему со всей учтивостью.
Стараясь говорить четко и раздельно, он произнес ответное приветствие и одного за другим назвал каждого из членов отряда, перечислив столько достоинств, сколько было возможно на старинном наречии. Каждому из них глашатай кланялся в свою очередь, но когда Керморван назвал Иле «великой леди дьюргаров», по рядам наблюдателей пробежал взволнованный ропот; многие из них опустились на одно колено или отвесили почтительные поклоны. Глаза Иле расширились от удивления, и она поспешно поклонилась в ответ; Элоф видел, какое сильное впечатление эта учтивость произвела на нее, не удостаивавшейся подобных почестей среди обычных людей.
Следующим Керморван обратился к Элофу, назвав его кузнецом великого знания и мастерства, несмотря на молодость, и доблестным бойцом в час нужды. Это тоже было воспринято наблюдателями с уважением и одобрением.
– Что касается меня, то я вел этот отряд из далеких Западных Земель, – заключил Керморван. – Самого же меня зовут Керин, лорд Керморван.
В то же мгновение женщина лесного народа метнулась вперед, опустилась на одно колено перед глашатаем и вытянула на длинных руках стальной нагрудник, засиявший в свете факелов.
Наблюдатели, стоявшие в тени, издали дружный вздох, пробежавший между ними как порыв ветра по пламени факелов. Даже глашатай молча смотрел на Керморвана, словно лишившись дара речи. Потом они хлынули ближе, высоко подняв факелы, и некоторые члены отряда потянулись к оружию, хотя и не могли надеяться на успех в схватке с такой толпой.
Но тесные ряды неожиданно расступились, и вперед вышел мужчина, более высокий, чем большинство других. Все сразу замолчали и подались назад. Он взял у кого-то факел и подошел к путникам, возвышаясь над ними, как молодое дерево. В желтоватом свете его распахнутый плащ и капюшон казались темно-зелеными, а куртка была богато отделана золотом.
– Керин! – воскликнул он. – Керин, неужели это и вправду ты! Неужели я снова вижу тебя после стольких лет, когда уже давно утратил надежду встретиться с тобой?
Его звучный голос дрогнул, когда он всмотрелся в их растерянные лица; лицо самого Керморвана было жестким, как гранит.
– Керин! Что с тобой случилось? Ты затаил какую-то обиду против меня? Или, может быть, ты болен, раз не отвечаешь на приветствие? Это же я, твой родной брат!
Элоф посмотрел на выражение лиц наблюдателей, которые мог различить в полутьме, выискивая признаки веселья или жалости при виде этого несомненного безумия. Но он не смог различить ничего, кроме глубокого интереса, в котором примешивалось дружеское участие. Серые глаза Керморвана широко раскрылись, несмотря на яркий свет факела, а в его голосе прозвучала скорбная горечь, ранее не знакомая Элофу:
– Я могу дать тебе только один ответ. Мой отец давно мертв, а моя мать умерла родами, когда родился я, ее первый и единственный сын. У меня никогда не было брата.
– Но как это может быть? – воскликнул незнакомец. – Или ты поражен некими чарами слепоты? О, какое это жестокое зло, жестокое и холодное, как самое сердце Льда! Разве я не знаю твой голос и твое лицо так же хорошо, как собственные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148