Монах, как полагается, сделал вид, будто вопрос о носах ему
совершенно безразличен, и даже не заикнулся о том, чтобы немедленно
испробовать упомянутый способ. С другой стороны, он как бы мимоходом
заметил, что ему крайне неприятно беспокоить ученика всякий раз, когда
нужно принимать пищу. В глубине души он ожидал, что ученик так или иначе
станет уговаривать его испытать этот способ. И ученик отлично понял
хитрость монаха. И сколь ни претила ученику эта хитрость, на него гораздо
сильнее подействовали, возбуждая его сострадание, те чувства, которые
вынудили монаха к ней прибегнуть. Как и ожидал монах, ученик принялся изо
всех сил уговаривать его испытать этот способ. Как и ожидал ученик, монах
в конце концов уступил его горячим уговорам.
Что касается способа, то он был чрезвычайно прост: нос нужно было
проварить в кипятке и хорошенько оттоптать ногами.
Воду грели в храмовых банях каждый день. Ученик сходил и принес
большую флягу кипятка, такого горячего, что в него нельзя было сунуть
палец. Прямо погружать нос во флягу было опасно, пар от кипятка причинил
бы ожоги лицу. Поэтому решено было провертеть дыру в деревянном блюде,
накрыть им флягу и просунуть нос в кипяток через эту дыру. Когда нос
погрузился в кипяток, было ничуть не больно. Прошло некоторое время, и
ученик сказал:
- Теперь он проварился достаточно.
Монах горько усмехнулся. Он подумал, что, если бы кто-нибудь
подслушал эту фразу, ему и в голову бы не пришло, что речь идет о носе.
Нос же, ошпаренный кипятком, зудел, словно его кусали блохи.
Монах извлек нос из дыры в блюде. Ученик взгромоздился на этот нос,
от которого еще поднимался пар, обеими ногами и принялся топтать изо всех
сил. Монах лежал, распластав нос на дощатом полу, и перед его глазами
вверх и вниз двигались ноги ученика. Время от времени ученик с жалостью
поглядывал на лысую голову монаха, потом спросил:
- Вам не больно? Врач предупредил, чтобы топтать сильно. Больно вам?
Монах хотел помотать головой в знак того, что ему не больно. Но на
носу у него стояли ноги ученика, и голова не сдвинулась с места. Тогда он
поднял глаза и, уставясь на растрескавшиеся от холода пятки ученика,
ответил сердитым голосом:
- Нет, не больно.
И правда, топтание по зудящему носу вызывало у монаха не столько
боль, сколько приятные ощущения.
Через некоторое время на носу наконец стали вылезать какие-то шарики,
похожие на просяные зерна. Совершенно как бывает, когда жарят ощипанную
курицу. Заметив это, ученик слез с носа и проговорил, словно про себя:
- Велено было извлечь эти штуки щипцами для волос.
Монах, недовольно надувшись, молча подчинился. Не то чтобы он не
понимал добрых чувств ученика. Нет, он это понимал, но ему неприятно было,
что с носом его обращаются как с посторонним предметом. И он с видом
больного, которому делает операцию не достойный доверия врач, с
отвращением наблюдал, как ученик извлекает щипчиками сало из его носа.
Кусочки сала имели форму стволиков от птичьих перьев длиной примерно в
четыре бу.
Когда наконец эта процедура была закончена, ученик с облегчением
сказал:
- А теперь проварим еще разок.
Монах все с тем же недовольным выражением на лице сделал, как ему
сказано. И когда вторично проваренный нос был извлечен из фляги,
оказалось, что он стал коротким как никогда. Теперь он ничем не отличался
от весьма обыкновенного крючковатого носа. Поглаживая этот укороченный
нос, монах с трепетом и ощущением неловкости заглянул в зеркало, которое
поднес ему ученик.
Нос, тот самый нос, что некогда свисал до подбородка, неправдоподобно
съежился и теперь скромно довольствовался местом над верхней губой.
Кое-где на нем выделялись красные пятна, видимо следы, оставшиеся от ног
ученика. Уж теперь, наверное, смеяться никто не станет... Лицо в зеркале
глядело на монаха и удовлетворенно помаргивало.
Правда, монах боялся, что через день-другой нос снова сделается
длинным. При каждом удобном случае, читая ли вслух священные книги или во
время трапезы, он то и дело поднимал руку и украдкой ощупывал кончик носа.
Однако нос весьма благопристойно держался над губой и, по всей
вероятности, не был особенно расположен спускаться ниже. Рано утром на
следующий день, пробудившись от сна, монах прежде всего прошелся пальцами
по носу. Нос по-прежнему был короткий. И тогда монах почувствовал огромное
облегчение, словно завершил многолетний труд по переписке "Сутры
священного лотоса".
Но не прошло и двух-трех дней, как монах сделал неожиданное открытие.
Самурай, посетивший в это время храм Икэноо для каких-то своих дел, не
спускал глаз с его носа, при этом с ним отнюдь не заговаривая и вид имея
чрезвычайно насмешливый. Мало того, мальчик-послушник, тот самый, который
некогда уронил его нос в рисовую кашу, проходя мимо него возле зала, где
произносились проповеди и поучения, сперва глядел вниз, видимо, силясь
побороть смех, а потом все-таки не выдержал и прыснул. Несколько раз,
отдавая приказания монахам-работникам, он замечал, что те держатся
почтительно лишь перед его лицом, а стоит ему отвернуться, как они тут же
принимаются хихикать.
Сначала монах отнес это на счет того, что у него переменилось лицо.
Однако само по себе такое объяснение, пожалуй, мало что объясняло...
Конечно, монахи-работники и послушник смеялись как раз по этой причине.
1 2 3