Чезаре Борджа шел всего лишь двадцать третий год, но мантия кардинала [Кардиналом Чезаре Борджа стал в 1493 г.] делала его значительно старше и добавляла ему, казалось, добрый десяток сантиметров роста. У него было бледное лицо, обрамленное мягкой каштановой бородой, орлиный нос, высокий лоб интеллектуала и самые проницательные глаза, какие мне когда-либо доводилось видеть. Однако более всего в нем поражала скрытая под маской внешнего спокойствия, почти безмятежности, какая-то внутренняя подвижность, выдававшая человека, готового действовать в любую секунду.
— Сестра сообщает мне, — не спеша начал он, — что вы желаете служить у меня, мессер Бьянкомонте.
— Именно эта надежда и привела меня в Рим, ваше высокопреосвященство, — ответил я.
В его глазах промелькнуло что-то, похожее на удивление, и непроницаемая улыбка тронула его тонкие губы.
— Вы, вероятно, рассчитываете на вознаграждение за успешно доставленное вами письмо? — вкрадчиво осведомился он.
— Да, ваше высокопреосвященство, — честно признался я.
Он резко стукнул ладонью по инкрустированной столешнице.
— Хвала Всевышнему! — воскликнул он. — Я уверен, что обрету в вас правдивого и верного приверженца.
— Разве вы, ваше высокопреосвященство, сомневались в этом, зная мое настоящее имя?
Он метнул на меня быстрый взгляд.
— У вас хватает духу хвастаться своим происхождением после трехлетнего ношения такого наряда? — с неприкрытым недоумением, к которому примешивалась изрядная доля презрения, спросил он, указывая своим тонким перстом на мою красно-черно-желтую пелерину.
Я покраснел и опустил голову, и, словно в насмешку над моим смущением, мелодично звякнули венчавшие мой колпак колокольчики.
— Ваше высокопреосвященство, сжальтесь надо мной, — пробормотал я. — Сколь бы странной ни была моя судьба, она не оставит вас равнодушным, когда вы узнаете о ней подробнее. Поверьте, я испытал огромное облегчение, покидая двор в Пезаро... [Пезаро — этот итальянский город долгое время был предметом ожесточенных споров между римскими папами и германскими императорами. С XIII в. стал самостоятельным государством, власть в котором захватило семейство Сфорца. При Костанцо I, в 1474 г., в городе начали возводить мощную крепость и герцогский дворец. Впоследствии, когда умер Джованни Сфорца, папа Юлий II передал город во владение своему племяннику Франческо Марии делла Ровере]
— Что совсем не удивительно после того, как Джованни Сфорца [Сфорца Джованни (1466-1510) — представитель одной из самых могущественных правящих фамилий тогдашней Италии, сын Костанцо I, государя Пезаро (1473-1483). После смерти отца сам стал государем этого города-государства, правил в 1483-1500 и 1503-1510 гг. В 1499 г. бежал из Пезаро, спасаясь от герцога Валентино; вернул свою власть в 1503 году, после смерти папы Александра VI] обещал повесить вас за чересчур смелые речи, — насмешливо перебил он меня. — Уверен, если бы не его угроза, вы так и продолжали бы заниматься своим постыдным ремеслом, впустую растрачивая свои лучшие годы. Молчите! Я хвалил вас за правдивость, но теперь мне кажется, что к ней примешивается изрядная доля паясничанья, и я начинаю сомневаться, мессер Бьянкомонте, не лицемер ли вы, причем самого неприятного сорта: лицемер, любующийся своим лицемерием?
— О, если бы вы знали все, ваше высокопреосвященство! — удрученно воскликнул я.
— Мне известно достаточно, — сурово отозвался он. — Но я не в силах понять, как сын Этторе Бьянкомонте мог стать придворным шутом Констанцо Сфорца, синьора Пезаро. О, конечно же, вы начнете утверждать, что пошли на этот шаг в надежде отомстить за зло, причиненное его отцом вашему отцу.
— Истинная правда, ваше высокопреосвященство! — в негодовании вскричал я. — Да погибнет моя бессмертная душа в вечном огне, если мною владели иные побуждения!
Наступило молчание. Затем его глаза сверкнули на меня из-под приспущенных век, и он глубоко вздохнул. Но когда он снова заговорил, его голос звучал разочарованно и иронично.
— Так вот почему вы целых три года предавались ленивому безделью, своими шутками и проделками скрашивая досуг вашего врага и не желая слышать голос отца, который вопиет из могилы об отмщении за поруганную честь вашего рода. Видимо, вам не представилось случая свести счеты с тираном; а быть может, вы решили удовлетвориться тем, что вас кормят, поят, привечают и наряжают?
— О, пощадите, ваше высокопреосвященство! — взмолился я, сгорая от стыда. — Смилуйтесь надо мной, позвольте мне вычеркнуть прошлое из памяти. Если бы не заступничество вашей сестры, меня непременно повесили бы; это по ее повелению я отправился в Рим, чтобы...
— ...чтобы найти тепленькое местечко у меня на службе, — не повышая голоса, закончил он вместо меня.
Затем он резко встал, и его следующие слова прозвучали для меня как раскат грома:
— И забыть об отмщении?
— Увы, ваше высокопреосвященство, — только и смог ответить я. — Преследуя эту призрачную цель, я превратил свою жизнь в сущий ад и уже сыт этим по горло. Но я учился военному делу, синьор. И теперь мне хотелось бы навсегда расстаться с прикрывающими мою спину чудовищными тряпками и облачиться в солдатские доспехи.
— Почему вы прибыли сюда в таком виде? — неожиданно спросил он.
— Таково было желание мадонны Лукреции. Она сочла, что в наряде шута путешествовать безопаснее и, следовательно, проще выполнить ее поручение.
Он понимающе кивнул и, склонив голову, принялся расхаживать взад и вперед по своему кабинету. Вновь наступило молчание, нарушаемое лишь шлепаньем его мягких туфель по полу да слабым шуршанием складок его пурпурной шелковой мантии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71