Он разобрал его по кирпичику, по досточке, по гвоздику и за зиму, весну и лето девяносто четвертого года построил на новом месте точно таким же, каким он и был.
И вот осенью, а именно первого октября одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года, в субботу, он созвал всех, кого знал, на новоселье.
Гости ходили по двум этажам, заглядывали в комнаты, удивлялись и ахали. Алексей Тихонович пил рюмочку за рюмочкой, но не пьянел, лишь глаза становились все яснее и яснее — и совсем прояснились и оказались такими, какими знали их всегда дети и жена Лариса, и они обрадовались отцу и мужу, они вдруг тоже поняли, что это такое, Дом, и старший, Степан, которому уже было двадцать с лишним лет, выпивал понемногу и спрашивал свою подругу:
— Как ты думаешь, лучше в таком вот доме жить или в какой-нибудь там обычной квартире?
Подруга смеялась и любила его.
За полночь, когда гости разошлись, когда все в доме улеглись спать, Алексей Тихонович обошел дом со всех сторон, любуясь им при свете фонарей и луны. Дом был красив. Дом был хорош.
Но что-то смутное было в душе Алексея Тихоновича.
Сам себя не понимая, он взял офызок красного кирпича и написал большими хмельными буквами на белой стене:

НЕ
СБЫЛАСЬ
МОЯ
МЕЧТА!
(1987-1994)
И нарисовал рядом крест, не считая себя верующим, но будучи им.
Вот и все.
Кончился рассказ об Алексее Тихоновиче.
Вы скажете: как же так?
Вы спросите: что он имел в виду, если построил дом?
Но откуда я знаю, когда не знает этого сам Алексей Тихонович?
Да и кто сказал вам, милые вы мои, что у человека настоящей мечтой является лишь то, о чем он явственно мечтает? и что кроме одной мечты у него нет другой, потаенной?
Не подумайте только, русские вы мои, будто Алексей Тихонович написал это спьяну, а наутро стер. Нет, не стер он это, сделав вид, что не он нацарапал, а кто-то другой — из хулиганства. Он не стер, он глядит на нее и смутная печаль гложет и гложет его сердце... Не сбылась моя мечта, шепчут его недвижимые губы, и удивленные глаза смотрят на птиц, которые стаями кружат в небе: то ли перелетные, то ли к дождю, то ли просто так, от нечего делать...
1 октября 1994 г.
"Там, где чисто,
светло...
Александр и Мария любили друг друга и произведения Эрнеста Хемингуэя. Сами понимаете, что такое совпадение возможно лишь в городе Саратове. У них было два праздника: день их встречи и день рождения Эрнеста Хемингуэя. Оба праздника они отмечали или дома, если не было родителей, или где-нибудь в укромном месте, — они были неприхотливы в свои двадцать лет.
Но однажды Мария накануне дня рождения Эрнеста Хемингуэя сказала Александру:
— Пойдем куда-нибудь, где чисто и светло.
Александр улыбнулся. Он, конечно, помнил и название, и содержание одноименного рассказа. Но они были не в Париже, а я уже сказал где, и большая проблема — отыскать кафе, чтобы там было светло, чисто и, главное, тихо.
Они пошли наугад и пришли в небольшое кафе: несколько столиков, негромкая музыка и расторопный элегантный официант. Он тут же подошел к ним и улыбнулся:
— Чем могу, молодые люди?
Александр и Мария были оба непьющими.
— Два кофе и бутылку минеральной, — сказал Александр.
— С удовольствием! — воскликнул официант. — Не нужно ли еще чего? Может, бумагу, ручку, конверт? Вдруг вы захотите написать письмо?
— Я именно хотел написать письмо! — воскликнул Александр.
— И я, — сказала Мария.
— Итак, два кофе, минеральная вода, два листка бумаги, два конверта и две ручки?
— Вот именно, — подтвердил Александр.
— Минуту! — сказал официант — и сказал это не в переносном смысле, а в буквальном: ровнехонько через минуту он принес все требуемое и тактично удалился.
Александр и Мария чудесно провели время. Они пили горячий кофе, запивая его холодной минеральной водой, они беседовали о Хемингуэе, о Париже, который Праздник, Который Всегда С Тобой, о своей любви, а потом написали письма: он своей тете в город Белинский Пензенской области, а она своей подруге в город Щучин, что в Белоруссии.
Они подозвали официанта.
— Уже уходите? — огорчился тот.
— Да, спасибо, — сказал Александр.
— Жаль, — сказал официант.
— Мы еще придем, — сказала Мария.
— Погода не балует, — сказал официант.
— Осень, — сказал Александр.
— Главное, чтобы где-то было чисто и светло, — сказала Мария.
— Письма я отправлю, — сказал официант.
— До встречи, — сказал Александр.
И они с Марией ушли, а официант остался, но все трое были наполнены неназойливым чувством человеческого достоинства.
Через год Александр и Мария опять пришли в это кафе.
— Чем могу? — подошел официант.
Александр улыбнулся Марии и сказал:
— Два кофе, бутылку минеральной, бумагу, конверты и две ручки, мы хотим написать письма.
Официант упал в обморок, гулко стукнувшись затылком о каменный пол.
От удара он тут же очнулся. Он вскочил и стал бить Александра. Избив, принялся и за Марию, тоже ее бил и хотел обесчестить, но тут кто-то кликнул милицию. Он бил и милицию — и бесчестил ее. Словами.
Судебно-медицинская экспертиза признала его нормальным, но склонным к возбуждению. И его осудили на год исправительных работ по месту работы.
Вы же скажете: ну, все понятно, автор намекает этим рассказом: как быстро, мол, меняются времена!
Вовсе нет. Времена хоть и меняются, но не в этом дело. Просто официант был другой.
Поэтому вот что. Тот официант, который был первый, он, конечно, хотел добра и вежливости. Но в результате повредил коллеге. Так что если кому вздумается обращаться с людьми как-нибудь, знаете ли, по-хемингуэевски, то вы уж делайте это не сразу, а постепенно, помаленьку, а то люди ведь моментально зарываются и начинают думать, что так теперь везде и всегда будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77