— Как вы там? — спрашивала Ее мама, которая все не могла поверить, что бывает такое устойчивое и длительное женское счастье.
— Ах, ИЗЛИШНЕ ГОВОРИТЬ, как я счастлива! — восклицала Она — и становилась после этого задумчива и печальна.
Печаль переросла в тревогу, тревога в раздражение. Не раз Она порывалась поговорить с Ним и попросить отменить глупый уговор, но боялась, что он примет это за Ее неуверенность в силе своей любви.
Впрочем, не менее страдал и Он. Все чаще посреди милого тихого веселья Он вдруг задумывался, становился отрешенным и странным.
Искушенному читателю нетрудно догадаться, что все кончилось тем, чем должно было кончиться.
23 июля 1997 года во время ужина Он спросил Ее, отчего котлета кажется недосоленой.
— Она недосолена оттого, — сказала Она, — что я, представь себе, забыла купить соль, которая у нас кончилась, а у соседей попросить постеснялась. Ведь это моя обязанность — думать о том, чтобы в доме было все необходимое.
Тут бы Ей и закончить, но кровавая волна неистового и непонятного гнева и отчаянья бросилась Ей вдруг в голову и Она почти прокричала:
— Излишне говорить, что и все остальные хозяйственные заботы лежат на мне — и ты с этим прекрасно миришься! Сел на шею и ножки свесил!
— Излишне говорить, что я зарабатываю в пять раз больше тебя и имею право в виде компенсации иметь домашний уют и обустроенность! Лентяйка! — закричал Он.
— Лежебока толстопузый! — закричала Она.
— Дура! — закричал Он.
— Козел плешивый! — закричала Она.
И они кричали так еще минут пять или двадцать, но вдруг остановились и посмотрели друг на друга.
— Что же мы наделали! — прошептала Она бледными губами.
— Это не считается! — сказал Он. — Это я виноват. — Я тебя спровоцировал.
— Нет. Все кончено. Уговор есть уговор. Ты же сам перестанешь уважать меня, а любви без уважения не бывает! Все кончено.
— Да, — согласился он, рыдая впервые в жизни, так как был всегда сильный и мужественный мужчина.
Излишне говорить, что в тот же вечер они расстались — навсегда.
То есть это они сейчас расстались навсегда, а в будущем, кто знает, может и встретятся и вернутся к своей любви, я не могу сказать об этом, так как сам еще не дожил до этого будущего.
Но для чего, собственно, рассказана эта история?
А для того, чтобы проиллюстрировать, что есть и в наше время и сила чувств, и чувство долга — высокие, одухотворенные!
Излишне говорить, что с таких людей надо брать пример, а не жить друг с дружкой в вечной распре, не боясь никаких слов и обзывая друг друга по чем попало ежедневно и ежечасно, оскорбляя слух ближних своих — то есть их бессмертную, хотим мы этого или нет, душу.
23 августа 1997 г.
Звонок
Подростки нажимали на звонок и убегали.
Лаков открывал дверь, видел их, вдали смеющихся и кривляющихся, молча закрывал дверь.
Не раз Лаков был у двери, подкарауливая, мгновенно открывал дверь и пускался в погоню. Но всегда они оказывались быстрее.
Но однажды он был не дома, а шел из булочной. А они этого не заметили, нажали на звонок и побежали. Он поймал одного, держал за воротник. Тот вертелся и молчал. Молчал и Лаков, не зная, что делать. А подростки, осмелев и окружив его, сказали, что он не понимает шуток. От этих слов Лаков начал сердиться. Тут проходивший мимо пьяный мужчина сказал Лакову: «Что ты с ним церемонишься, дай ему по шапке!» И Лаков ударил по шапке, под которой была голова. Тут подростки налетели на него, сбили, стали пинать ногами и запинали насмерть.
На суде их оправдали — потому, что они были несовершеннолетние, потому, что им нашли хорошего адвоката и потому, что свидетели показали, что Лаков первым стал драться, а они защищались.
В сущности, так оно все и было.
Счисленье лет
Владимиру было сорок, а Евгению 27. А ей тридцать.
Владимир любил ее и ходил к ней на протяжении восьми лет почти каждый вечер поговорить. А с Евгением она знакома была всего неделю. И вот Владимир пришел — а Евгений пьян, хамит с мальчишеским высокомерием ему и обращается с нею так, как никому еще не было позволено.
Владимир обиделся за себя и за нее и ушел навсегда.
Через семь лет он совершенно случайно ее встретил.
Она переехала на другую квартиру, но жила по-прежнему одна.
Он стал опять захаживать к ней.
Он захаживает к ней вот уже двенадцать лет. Ему пятьдесят девять, ей сорок девять. А Евгению, легко сосчитать, сорок шесть — если он, конечно, жив, поскольку вот уж 19 лет ни Владимир, ни она, о нем ничего не слышали.
сентябрь 1997 г.
Армейские рассказы
Настоящая мужская дружба
Солдат второго года службы Кадышев мысленно сказал солдату первого года службы Епишеву:
— Рядовой Епишев! Мне дали наряд на уборку туалета, но я хочу перепоручить это вам. Как человек доброй души я уважаю ваше человеческое достоинство и считаю неправильными сложившиеся неуставные отношения, при которых на новобранцев старослужащие перекладывают часть своих обязанностей, к тому же, я по-человечески симпатизирую вам, но мне одному не под силу изменить сложившееся положение, тем не менее, надеюсь, вы поймете, что личное мое отношение к вам гораздо лучше, чем может показаться.
Вслух же он сказал:
— Епишев, иди мой сортир!
И Епишев мысленно ответил ему:
— Послушайте, рядовой Кадышев! Это бесчеловечно и подло — заставлять молодых солдат нести на себе двойную нагрузку, но я заглядываю в будущее и вижу, что через год или полтора я тоже стану старослужащим и у меня не будет сил и желания нести службу с прежним рвением, и, если я сейчас окажу сопротивление, то где гарантия, что через год или полтора и мне не окажут сопротивления?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77