И что именно Ферми, страшась, что и немецкие физики,
служившие фашистским генералам, создадут атомное оружие, сам пошел на
службу к генералам, был одним из творцов первой атомной бомбы. И что
именно он, уже после разгрома фашизма, когда можно было обойтись без
ядерного страшилища, собственноручной подписью скрепил решение сбросить
атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки, да еще очень мило сказал: "Нет, но
ведь это такая интересная физика, господа!" Больше трехсот тысяч человек
погибли в тех двух городах 6 и 9 августа 1945 года, когда над ними
запылало чудовищное "солнце смерти", так назвал это изобретение один из
соратников Ферми, Роберт Оппенгеймер, честно потом признавшийся: "Мы
сделали работу за дьявола". Воистину очень интересная физика - "работа за
дьявола", "солнце смерти", в тысячу раз более яркое, чем наше солнце,
солнце жизни. Сотни тысяч испепеленных, превращенных в пламя и плазму, в
газ и пыль, изуродованных, искалеченных, осужденных, кто остался жив, на
мучительное умирание - жизнь без жизни. Ты думал об этом, Кондрат, не мог
не думать! И не мог не вспоминать, что Энрико Ферми, устрашенный делом
своего ума и рук, тихо отдалился от дальнейших работ над бомбой,
превратился в смирного профессора, никаким новым выдающимся вкладом не
обогатившего потом свою науку. Он молчал, он был молчалив, этот великий
ученый, но ведь не мог же он не числить за собой уничтоженных и
искалеченных женщин и детей! Как он справлялся с угрызениями человеческой
совести, равно отпущенной и гению, и обывателю? Или совесть бывает
безразмерной - одна для обыденности, другая для событий, провозглашенных
великими? Нет, как он мерил свои научные успехи - вдохновением "интересной
физики" или "работой за дьявола"? Не всякий венец славы украшает голову,
иные ранят больней тернового венца.
- Значит, Фредерик Жолио, - сказал я вслух. - Раз уж ты отверг
дорогу, по которой поднялся на вершину мировой славы Энрико Ферми, ты не
мог не выбрать противоположный путь - путь Жолио. Давай теперь вспомним,
какие жертвы принес на своем пути этот второй научный титан.
И я вспомнил, что еще в начале своей научной карьеры Фредерик Жолио с
женой Ирен Кюри открыли искусственную радиоактивность и были за то
награждены Нобелевской премией. Я помнил и речь Жолио при вручении премии,
в ней были пророчески зловещие слова. Взяв томик Жолио, я раскрыл его на
Нобелевской речи. Эту речь Жолио произнес в 1935 году, за три года до
открытия ядерного деления. Я прочел заключительные фразы:
"...Мы вправе думать, что исследователи, конструируя или разрушая
элементы по своему желанию, смогут осуществлять ядерные превращения
взрывного характера, настоящие цепные химические реакции.
Если окажется, что такие превращения распространяются в веществе, то
можно составить себе представление о том огромном освобождении полезной
энергии, которое будет иметь место.
Но если они охватят все элементы нашей планеты, то мы должны с
тревогой думать о последствиях такого рода катастрофы. Астрономы иногда
наблюдали, что звезда средней яркости внезапно возрастает по величине;
звезда, не видимая невооруженным взглядом, становится сильносветящейся и
видимой без инструмента. Это - появление новой звезды. Такое внезапное
увеличение яркости, быть может, вызвано подобными же превращениями
взрывного характера, которые предвидит наше воображение. Быть может,
исследователи попытаются осуществить такие процессы, причем они, как мы
надеемся, примут необходимые меры предосторожности".
Я положил книгу на стол. В ней было много статей и докладов -
многогранное творчество большого ученого. Но я думал не о научных успехах
этого человека, а о его сложном жизненном пути. Нет, Жолио не
"провальсировал к славе шутя" и не видел в трагедии одного из величайших
открытий человечества только "очень интересную физику". Он ближе всех
физиков мира подошел к созданию ядерного оружия, но не пожелал его
создавать, стал возводить, еще до Ферми, атомный реактор, генерирующий
энергию, - мирный реактор, не бомбу. Немцы ворвались в его родной Париж, и
реактор уже нельзя было конструировать, от него был всего один шаг к
ядерной бомбе. Жолио разобрал реактор, сделал невозможным его
восстановление. Что ему делать теперь в городе, оккупированном врагами? Он
не мог забросить физику - единственную жизненную дорогу, не мог оставить
науку о ядре - главную страсть души. Два разветвления давали открытия в
атомном ядре: энергия для промышленности и быта и энергия военная,
уничтожающая людей. Оба пути были запретны для Жолио - один на время
войны, другой навечно.
И Жолио изобретает третий путь поисков - воистину пророческое
предвидение грядущих бед. Еще не взорвалась зловещая бомба, еще не
вспыхнуло чудовищное "солнце смерти", еще никто не корчился в
радиоактивных ожогах, а Жолио изучает воздействие ядерных излучений на
живую клетку, заранее ищет средства вызволения от несчастья, которое, он
предвидит, может наступить. Разве он несколько лет назад не объявил в
Нобелевской речи, что опыты физиков несут в себе грозную опасность для
всех людей на планете, для существования самой планеты? И разве он не
выразил надежду, почти мольбу, что они, эти будущие исследователи, "примут
необходимые меры предосторожности"? Верил ли он в годы войны, в терзаемом
оккупантами Париже, что выполнят его надежду, услышат его мольбу недавние
друзья, его сотоварищи, его добрые научные соперники, в эти тяжкие военные
дни исступленно, он в том не сомневался, конструирующие за океаном
чудовищное ядерное оружие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49