Андрей Столяров. Альбом идиота
1
Я расскажу все, как было, - ни о чем не умалчивая и ничего не
добавляя от себя.
Шторы были задернуты. Трепетала зелень на индикаторах плоского
магнитофона. И гитара, изнемогая от любви, беспрестанно выщипывала
гортанные звонкие струны: "О, прекрасная донна, подари мне эту розу!.. О,
прекрасная донна, я навсегда сохраню ее!.. Подари эту розу, как память о
нашей встрече!.. О, прекрасная белая роза!.. О, как она свежа!.."
Голос пел, обволакивая собою пространство. Сладость, нега и
безразличие пропитывали его.
Анпилогов поднялся и медленно скрипнул зубами.
- Я исчезаю, с меня хватит, - побуревшим сдавленным голосом сказал
он. - Зубри текст, Александр. Шестого ты обязан петь, как соловей.
- Соловей из меня - хреновый, - ответил Игнациус. - И к тому же до
шестого еще надо дожить.
Тогда Анпилогов неприятно сощурился.
- Тебя что-нибудь беспокоит? - спросил он.
- Да все то же, - вяло ответил Игнациус.
- Грун?
- Конечно. Мне кажется, мы торопимся.
Анпилогов нагнулся и обеими руками взял его за кончики воротника:
- Никакого Груна не существует. Он умер. Не было, нет и не будет уже
никогда. Даже имени его не осталось. Я советую: выбрось все это из головы.
Потому что крысятник уже давно шебуршится. Ты же знаешь, какой у них
разработанный нюх. Если кто-нибудь где-нибудь вымолвит хоть полслова... В
общем, все это может мгновенно обрушиться, Александр!..
Он - дышал и буравил прищуренными глазами.
- Порвешь рубашку, - мрачно сказал Игнациус.
В комнате стоял цветной полумрак. Одинокая ленивая пара танцевала
посередине гостиной - изгибаясь и донельзя прильнув друг к другу. Было
видно, что - Эмма и кто-то еще. Багровела, спускаясь до пола, суставчатая
бегония. Низенький, скучный, насупленный Рома Эритрин, прислонившись к
книжному стеллажу, равнодушно обкусывал бутерброд с серой семгой. Борода
его двигалась вверх и вниз. А желтушная кожа на лбу собиралась морщинами.
Игнациус тоже хотел есть. Семгу, однако, купили не для него. Он отлично об
этом знал. Сеньора Валентина под апельсиновым немецким торшером оживленно
беседовала с двумя плечистыми лакированными молодыми людьми, которые,
подрагивая вытянутыми ногами, нетерпеливо жрали маслины. Разговор шел об
Испании - идальго и акапулько. Валентина смеялась после каждой фразы и
трясла мелко завитой розовой головой. А увидев Игнациуса, воздела длинные
руки:
- Представляешь!.. Они недавно ходили по Эспланада дель Косо!
- Неужели в этих самых ботинках? - изумился Игнациус, опускаясь и
внимательно разглядывая подошвы.
Лакированные юноши, оторопев, назвали себя: Кенк и Пенк, - из
вежливости перестав жрать. Он не понял: это - клички или фамилии.
Очень громко поцеловал жену в лоб:
- О, белая роза!.. О, как ты свежа!..
- Вы закончили? - нервно сказала сеньора Валентина. - Ты, пожалуйста,
присмотри за Пончиком.
Подошел унылый тоскующий Эритрин и, дожевывая скупые волокна на
хлебе, как о чем-то само собой разумеющемся, попросил:
- Разменяй сто рублей.
- Откуда? - пожал плечами Игнациус.
Эритрин, как гиена, проглотил последний кусок.
- Понимаешь, этот жмудик клянется, что нет мелких денег. Он мне
должен десятку. За трехтомник еще. Но ведь он замотает, я его с детства
знаю...
- Где находится Сонная улица? - спросил Игнациус.
- На Фонтанке, около Репина, - ответил озабоченный Эритрин. - Ты - не
суйся туда, сожрут с потрохами...
- Это - как?
- А вот так. Расшифруют и тут же сожрут... Слушай, может быть, дашь
мне полтинник до вторника? Я же честно верну, я тебе - не Жаконя...
Эритрин был исключительно деловой. Крупный фирменный доставала.
Впрочем, нынче Игнациус чихал на него. Он до боли, до судорог выворачивал
шею. Аня сидела на диване в углу и ее бодро теснил какой-то редковолосый,
облизанный как червяк, очень скользкий гуттаперчевый тип, закинувший руку
на спинку - полуобнимая. Он шептал что-то мокрыми шлепающими губами. А
она, отогнув шелковистую штору, глядела в снежную пустоту.
Вероятно, следовало - немедленно прекратить. Но Игнациуса потянули в
пузатое кресло. Черноглазая разгоряченная Эмма приблизила к нему овечье
лицо. Он внимательно посмотрел - а кто же танцует? Танцевала теперь,
оказывается, сеньора Валентина. И причем - точно так же. Он тихо
присвистнул. Эмма, дружески отвлекая, схватила его за ладонь.
- У меня к тебе есть оч-чень серьезная просьба...
- Эмма Арнольдовна! Товарищ Булкина! - перекрыв сладость музыки,
сказал Игнациус.
Эмма дернулась, точно ошпаренная. Она терпеть не могла, когда ее
называли официально. Говорят, что Жека скрывал свою фамилию до последней
минуты, все анкеты в ЗАГСе заполнил - сам, и она услышала ее только при
регистрации. А потом рыдала неделю.
Прежнее имя, конечно, звучало гораздо мощнее - Эмма Неголая.
- Давай твою просьбу, - сказал Игнациус.
- Мы с Валентиной хотим серьезно заняться языком, - обиженно
протянула Эмма. Тронула бриллиантовые висюльки в ушах - проверяя. - Я
договорилась со Стасом, он водит испанцев, у него каталонское
произношение. Будет давать уроки раз в неделю, это совсем недорого.
- Ты уверена, что вам нужен именно испанский? - спросил Игнациус. - А
не суахили и не древневерхненемецкий? Вы же собирались голодать по системе
Бронц-Мюллера. А до этого, я помню, реставрировали иконы. Между прочим,
паркет я до сих пор не могу отмыть.
1 2 3 4 5 6