Повернувшись от ветра, чтобы
закурить, он обмирает: за тяжелой прозрачной дверью, упершись в стекло
огромными ладонями и выставив бледное лицо свое, пристально смотрит на
него Иван Давыдович Мартынюк. Словно вурдалак вслед ускользнувшей жертве.

Народу в трамвае великое множество. Феликс сидит с авоськой на
коленях, а пассажиры стоят стеной, и вдруг между телами образуется
просвет, и Феликс замечает, что в этот просвет пристально смотрят на него
светлые выпуклые глаза. Лишь секунду видит он эти глаза, клетчатую кепку,
клетчатый галстук между отворотами клетчатого пиджака, но тут трамвай со
скрежетом притормаживает, тела смыкаются, и странный наблюдатель исчезает
из виду. Некоторое время Феликс хмурится, пытаясь что-то сообразить, но
тут между пассажирами вновь возникает просвет, и выясняется, что клетчатый
наблюдатель мирно дремлет, сложив на животе руки. Средних лет мужчина,
клетчатый пиджак, грязноватые белые брюки...

В зале Дома Культуры Феликс, расхаживая по краю сцены,
разглагольствует перед читателями.
- ...С раннего детства меня, например, пичкали классической музыкой.
Вероятно, кто-то где-то когда-то сказал, что если человека ежечасно
пичкать классической музыкой, то он к ней помаленьку привыкнет и смирится,
и это будет прекрасно. И началось! Мы жаждали джаза, мы сходили по джазу с
ума - нас душили симфониями. Мы обожали душещипательные романсы - на нас
рушили скрипичные концерты. Мы рвались слушать бардов и менестрелей - нас
травили ораториями. Если бы все эти титанические усилия по внедрению
классической музыки имели бы КПД ну хотя бы как у паровоза, мы бы все
сейчас были знатоками и ценителями. А что в результате? Сами видите что в
результате...
Под одобрительный шум в зале Феликс отходит к столику и берет
очередную записку.
- "Были ли вы за границей?"
Смех в зале.
- Да, был. Один раз в Польше туристом, два раза в Чехословакии с
делегацией... Так. А что здесь? Гм... "Кто, по-вашему, больше боится
смерти: смертные или бессмертные?"
В зале шум. Феликс пожимает плечами и говорит:
- Странный вопрос. Я на эту тему как-то не думал... Знаете, по-моему
о бессмертии думают главным образом молодые, а мы, старики, больше думаем
о смерти!
И тут он видит, как в середине зала воздвигается знакомая клетчатая
фигура.
- А что думают о смерти бессмертные? - пронзительным фальцетом
осведомляется клетчатая фигура.
Этим вопросом Феликс совершенно сбит с толку и несколько даже
испуган. Он догадывается, что это неспроста, что есть в этой сцене некий
непонятный ему подтекст, он чувствует, что лучше бы ему сейчас не
отвечать, а если уж отвечать, то точно, в самое яблочко. Но как это
сделать - он не знает, а потому бормочет, пытаясь то ли сострить, то ли
отговориться:
- Поживем, знаете ли увидим... Я, между прочим, пока еще не
бессмертный. Мне трудно, знаете ли, о таких вещах судить.
Клетчатого уже не видно в зале, Феликс утирается платком и
разворачивает следующую записку.

Покинув Дом Культуры, Феликс решает избавиться от проклятой авоськи с
бутылками. Он пристраивается в небольшую очередь у ларька по приему
стеклотары и стоит, глубоко задумавшись.
Вдруг поднимается визг, крики, очередь бросается врассыпную. Феликс
очумело вертит головой, силясь понять, что происходит. И видит: с пригорка
прямо на него, набирая скорость, зловеще-бесшумно катится гигантский
МАЗ-самосвал. Судорожно подхватив авоську, Феликс отскакивает в сторону, а
самосвал, промчавшись в двух шагах, с грохотом вламывается в ларек и
останавливается. В кабине никого нет.
Вокруг кричат, ругаются, воздевают руки.
Выбравшись из развалин ларька испуганный приемщик в грязном белом
халате вскакивает на подножку и ожесточенно давит на сигнал.

Потряхивая головой, чтобы избавиться от пережитого потрясения, Феликс
направляется на курсы иностранных языков к знакомой своей Наташе, до
которой у него было маленькое дельце.
По коридорам курсов он идет свободно, как у себя дома, не раздеваясь
и нисколько не стесняясь своих бутылок. Он небрежно стучит в дверь с
табличкой "Группа английского языка" и входит.
В пустом кабинетике за одним из канцелярских столов сидит Наташа,
Наталья Петровна. Она поднимает глаза на Феликса, и Феликс
останавливается. Он ошарашен, у него даже лицо меняется. Когда-то у него
была интрижка с этой женщиной, а потом они мирно охладели друг к другу и
давно не виделись. Он явился к ней по делу, но теперь, снова увидев ее,
обо всем забыл.
Перед ним сидит строго одетая Загадочная Дама, Прекрасная Женщина с
огромными сумрачными глазами ведьмы-чаровницы, с безукоризненно нежной
кожей лица и лакомыми губами. Не спуская с нее глаз, Феликс осторожно
ставит авоську на пол и, разведя руки, произносит:
- Ну мать, нет слов! Сколько же мы не виделись? - Он хлопает себя
ладонью по лбу. - Ну что за идиот! Где только были мои глаза?
- Ты только затем и явился, чтобы мне об этом сказать? - довольно
прохладно отзывается Наташа. - Или заодно хотел еще сдать бутылки?
- Говори! - страстно шепчет Феликс, падая на стул. - Говори еще! Все,
что тебе хочется!
- Что это с тобой сегодня?
- Не знаю. Меня чуть не задавило. Но главное - я увидел тебя!
- А кого ты ожидал здесь увидеть?
- Я ожидал увидеть Наташку, Наталью Петровну, а увидел фею! Или
ведьму! Прекрасную ведьму!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15