.. - начала Мария.
- Да, любушка. Про акул ты мне уже говорила.
Профессор, бедный как церковная мышь, одиноко жил на
Верховой дороге в домике, некогда принадлежавшем лесничему.
От руин дворца по всем направлениям расходились великолепные
аллеи, на которые в былую пору с помпой выезжали герцоги, если
у них возникало желание проветриться, или если во дворец
заглядывали, чтобы провести уик-энд, граф Парижский с королевой
Викторией. С течением времени эти аллеи преобразовались в
дороги для верховых прогулок - в ту пору считалось, что здесь
лучшиая в Европе фазанья охота, и сюда нередко заглядывал
король Эдуард. Когда на каретах ездить перестали совсем, дороги
обратились в длинные и узкие лесные прогалины, и стряпчие,
ведающие делами поместья, сдавали их фермерам под пастбища.
Вот на одной такой "дороге" и жил Профессор.
Профессор был неудачником, хоть он и прилагал немалые
старания, пытаясь скрыть это обстоятельство. Одна из постигших
его неудач состояла в том, что он почти не умел писать, - то
есть умел, но почерком двенадцатого столетия да еще и на
скорописной латыни. Другая - в том, что хотя домик Профессора
переполняли книги, еды у него частенько попросту не было.
Последние котировки акций "Импириал кемикалз" были для него
тайной за семью печатями - в той же мере, что и для Марии.
В дневное время Профессор обыкновенно рубил хворост и
перебивался хлебом с маслом. По вечерам разжигал то, что успел
нарубить, садился у огня и, осушив стакан вина, обдумывал
комментарии к Исидору, Физиологу, Плинию и им подобным.
Основными горячительными напитками были у него вино из
первоцвета, вино из одуванчиков, вино из бузины и иногда
крыжовенное, - все эти вина он изготавливал сам. Разгоряченный
и вином, и неохотно тлеющей сырой осиной, Профессор предавался
мечтам о том, как его постигнет какая-нибудь невероятная удача:
как ректор Тринити-колледжа назовет его в своей лекции по
имени, или как доктор Кук предложит упомянуть его в сноске к
своему "Зевсу", или даже как некий колледж победнее предложит
ему пост внештатного члена ученого совета без права какого-либо
голоса вообще, но со стипендией так около пяти фунтов в год, и
ему не придется больше перебиваться хлебом с маслом.
Второго июня Профессор поднялся пораньше, чтобы набрать
одуванчиков. С мешком в руке он прохаживался взад-вперед по
Верховой дороге, обрывая пальцами желтые головки и набивая ими
мешок. Подошедшую по аллее Марию он не заметил.
- Эй там! - крикнула Мария. - Убрать паруса! По местам
стоять!
- Отчаливай, - быстро нашелся Профессор.
- Да ведомо ли тебе, с кем ты разговариваешь?
Профессор с трудом распрямил ноющую старую спину, поправил
очки и внимательно ее оглядел.
- Вроде бы ведомо. Это Черная Мария, Кошмар Тортуги.
- Тогда не распускай язык и понимай свое место.
- Это почему?
- Потому.
- Почему потому?
- Послушай, - сказала Мария. - У меня нет времени на детские
препирательства. Я по делу пришла.
- Если ты хочешь сказать, что пришла позавтракать, то у
меня, боюсь, кроме фунта горчицы ничего не осталось.
Мария положила руку на бутылочно-зеленый рукав, вынудив
Профессора выпустить мешок. Упоминание о завтраке тронуло ее,
ибо она знала, что еды у Профессора, как правило, не хватает. С
некоторой неловкостью она обвила рукой его поскрипывающую
поясницу.
- Я кое-что нашла.
- Что именно?
- Здесь я тебе показать не могу. Я принесла ее, но она может
ускользнуть в траву. Пойдем в дом, там увидишь.
Профессор сказал:
- Ах, Боже мой, Боже мой, Мария. Как же я рад тебя видеть.
Ну, пойдем, пойдем. А я тебя сразу-то и не заметил. Разумеется,
заходи в дом, непременно, хотя, должен сказать, у меня там
посуда не вымыта.
Мария поставила пятидюймовую женщину на стол, посреди
хлебных крошек. Единственную чайную чашку заполняли чернила.
Мария рассказала Профессору всю историю и объяснила, в чем
состоят ее затруднения, - и что мисс Браун будет против, и что
надежно спрятать человечков ей некуда, и что они ничего не
едят, и все остальное.
- Хм, - сказал Профессор. - Дай-ка подумать. Сколько я
помню, это какой-то из современных авторов. Мартин или Суоллоу,
или... Ну да, что же я, это, скорее всего, наш милый доктор
Свифт. Конечно, его же лорд-казначей как раз и прозвал
Мартином, если я ничего не путаю. Да, разумеется. Теперь так,
доктор Свифт, как мы знаем, посетил Мальплаке в тысяча семьсот
двенадцатом году. Он и поэт Поуп приехали сюда прямо из
Твитнама. Но это было задолго до написания "Путешествий".
Хм-хм-хм.
- Я не...
- Милая девочка, будь добра, помолчи. Ты нарушаешь ход моих
мыслей. Итак, что могло быть естественнее для бессмертного
Декана, чем завершить подготовку "Путешествий" перед тем, как
вручить их Мотте, именно здесь, - не мог ли он еще раз приехать
сюда в двадцать пятом? - и найдется ли место, более подходящее
для литературных трудов, нежели прохладная, тихая сень острова
Мэшем? Нельзя сомневаться, что именно он и оставил там
нескольких лиллипутов - по забывчивости. Известно ведь, что
писатели нередко ею страдают.
- "Путешествия Гулливера"?
- Гулливер! Вот как его звали! Ну что же, свидетельства о
том, что "Гулливер" был закончен именно здесь, и что эти двое к
тому же оставили здесь маленький народец, представляют собой
прекрасный вклад в анналы Мальплаке. Прости, пожалуйста, мне
нужно кое-что посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13