— Как тебя звать? Откуда ты? — тихо спросил он.Монашка подняла холодные глаза, они блеснули, как синеватые льдинки.— Инокиня Елена, — с достоинством отозвалась она и протянула кружку: — Пожертвуйте, сколько в силах!Чудеснее всякой музыки показался ее голос Николеньке. Он поспешно полез в карман.— Эх, и хороша голубка! С огоньком, шельма! — бесцеремонно взял ее за приятный подбородок Свистунов.Монашка изо всей силы ударила поручика по руке:— Не смей, барин!— О-о! — удивленно взглянул на нее гвардеец. — Гляди, Демидов, и зубки есть! Хороша порода!Николенька не слушал друга. Строгость сборщицы ему была приятна. Он открыл кошелек и все золотые, которые берег до случая, со звоном опустил в кружку. Глаза монашки расширились от изумления, и руки чуть-чуть задрожали от волнения.— Вот, Аленушка, все тебе отдал! И сердце готов! — ласково сказал он.— Спасибо, барин. Только я не Аленушка, а инокиня Елена! — сдержанно сказала она. — А сердце свое добрым делам отдайте!— Дай я тебя поцелую! — осмелел вдруг Николенька и потянулся к ней.Монашка заслонила лицо кружкой и пригрозила:— Гляди, матушке Наталии пожалуюсь, несдобровать тебе!— А что нам твоя матушка, если мы самого черта не боимся! — рассмеялся Свистунов и попытался поймать ее за руку. — Милая Аленушка, будь сговорчивей!Со страхом глядя на красивых гвардейцев, монашка отступила в церковь. Они тоже вошли под своды храма. Две старушки стояли у колонн и шевелили бескровными губами. Дребезжащий голос попика наполнял пустынную храмину. Монашка легкой походкой прошла вперед и опустилась перед образом. Она ни разу не оглянулась, впилась взором в икону. Стараясь не бряцать шпорами, гвардейцы, томясь, долго стояли в углу.— Хороша шельма! — с молитвенным выражением на лице шепнул Свистунов. — О господи!.. — Он часто закрестился, возвел очи горе и завздыхал: — Пресвятая богородица, сколько соблазнов рассеяно на человеческом пути в юности… Ей-ей, она получше моей Грушеньки…— Перестань! — сердито обрезал Николенька. — Аленушка про меня писана Заклинаю тебя, не мешай!— Боже, спаси меня и помилуй! — нарочито громко, покаянно взмолился Свистунов…Что творилось в эту минуту в душе молодой сборщицы, — больше всего волновало Николеньку. Впервые в его жизни сердце защемило сладкой любовной тоской. Синие глаза Аленушки покорили его своей безмятежностью. Разбивая очарование, поручик возмущенно прошептал другу:— Ну и дурак же ты, Демидов! Все золото сразу высыпал! Это же поповские глаза, разве их насытишь!Николенька не хотел слушать. Он недовольно повел плечами.«Оглянись, оглянись, голубка!» — мысленно призывал Николенька, не сводя глаз с девушки.Словно угадывая его призыв, кланяясь образу, монашка украдкой взглянула на Демидова. И Николеньке почудилась ответная ласка в этом взоре. Неожиданно осмелев, он подошел к ней, опустил в кружку последний рублевик и прошептал:— Люблю! Ой, как люблю…Как горячее дыхание, пронеслось это и коснулось ее слуха. Она ниже склонила головку, а он, чуть слышно позвякивая шпорами, удалился на свое место и потянул Свистунова за рукав:— Уйдем, тут больше нечего делать!Они вышли на паперть. Со взморья тянуло густым туманом. Большой каменный город, пробуждаясь, наполнялся шумом. Вездесущий Филатка немедленно подвернулся Николеньке под руку и зашептал ему укоризненно:— Нехорошо, батюшка, совращать духовное лицо!— А разве ты видел ее? — удивился Демидов.— Все видел, батюшка. Слов нет, хороша! Ой, и до чего хороша! Да и вы, батюшка, красавец. Ой-ой, на архангела Гавриила сейчас похожи… Только грех, большой грех — с духовным лицом!..Глубокая заноза засела в сердце Николеньки: он засыпал и просыпался с мыслью об Аленушке.Два дня спустя он вместе со Свистуновым ранним утром отправился к Покрову. Все так же под сводами горели редкие лампадки, те же безмолвные старушки шевелили морщинистыми губами. Увы, монашки ни в храме, ни в притворе не было!— Езжай к Симеону! — приказал Демидов кучеру.Но и в церкви Симеона он не встретил знакомых синих глаз. Гвардейцы объездили все церкви и церквушки и нигде не встретили сборщицы. Николенька упал духом, заскучал.— Ах, Свистунов, один раз улыбнулось счастье, и то угасло! — с глубокой скорбью пожаловался он поручику.— Ты что ж, и впрямь полюбил девку? — строго спросил Свистунов.— Полюбил, сильно полюбил! — признался Николенька.— Эх, любовь, любовь! — вздохнул Свистунов. — Из-за нее ни зги не видать. И себя потерял и от людей отошел!— Что же теперь делать? — спросил юнец, и в голосе его прозвучала искренняя сердечная боль. — Как найти ее? Санкт-Петербург велик, ищи песчинку в море!— А ты у своего Филатки спроси! Он из духовных и нравы этих бестий досконально знает! Эй, Филатка! — позвал Свистунов.Дьячок насторожился.— Послушай, церковная крыса, где нам отыскать Аленушку?Филатка почесал в затылке.— Монашку? — догадался он. — Известно где: на то и курица, чтобы в курятнике жить, а монашествующая девка — в монастыре. А какой монастырь в Санкт-Петербурге для инокинь? Известно какой! Новодевичий…— Видишь! — похвалил Свистунов. — Рыбак рыбака чует издалека. Эй, погоняй в монастырь!— Пощадите, батюшка! — взмолился Филатка — Сами в грех по уши завязли и меня с собой в адскую пучину тянете!— Гони коней! — прикрикнул поручик, и коляска понеслась к Московской заставе.Филатка оказался прав, и час этот был удачным для Демидова. Оставив карету у монастырских ворот, гвардейцы прошли за ограду. По дорожке к церкви шла бледная и скучная Аленушка. Завидев Николеньку, она вспыхнула, глаза ее озарились радостью, но тут же, спохватившись, монашка смущенно потупила взор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40