— Что рассказать?— Про кафе. Сначала: когда пришёл тот, в углу?— Без пятнадцати шесть. Я смотрел на часы, потому как условился с одним тут, да он не соизволил явиться.— Хорошо. Дальше. Когда пришёл тот, который с ним шептался, и как все происходило?— Как происходило? Да обыкновенно происходило. Без пяти шесть забежал, я смотрел на часы. Сел рядом с тем, в углу.— И что?— И ничего. Посидел, потом встал, сказал ему что-то на ухо и ушёл. Потом заявилась ты, в шесть десять, опять я смотрел на часы…— Стой. А тот, в углу? Другой ушёл, а тот?— Ничего. Сидел себе. А что?..— Сейчас. Как выглядел другой? Ты бы его узнал?Гутюша вдруг разнервничался.— Кончай канитель! Давай кошку из лукошка, иначе я в кусты. О чем речь бежит?— Он умер, понимаешь? Пришёл ведь живой, так? Гутюша был ошарашен.— Кто умер?— Тот, в углу.— Который там сидел?— Ну да.— Как это умер, если сидел?— Ну так что? В подвале даже стоял!— Господи, — пробормотал Гутюша, глядя недоумевающе на меня.Я начала размышлять вслух.— Пришёл живой. К нему подсел на минутку некто. И потом оказалось, живой помер. На мой взгляд, помер бесповоротно, никакой надежды. Или сам, или помог кто-то. Не знаю как, ножом вроде бы не пырнул, следов нету. Не пырял?Гутюша думал на свой манер.— Слушай, а тебе не показалось, может, он был умирающий труп? Тот ему что-нибудь ляпнул, и этот совсем скопытился…— Я спрашиваю: ножом не пырял? Ты ведь все время смотрел на них?— Ну смотрел, не пырял. Подержал его маленько за ухо, когда шептал, и ушёл себе. И что все это значит?— Значит — буза страшная и сплошной ужас. У тебя знакомый в прозекторской, как хочешь, но разузнай, отчего он умер. Ведь он мне звонил, и мы условились здесь. Собирался мне рассказать…Я замолчала. Ситуация вдруг прояснилась вполне отчётливо. Ведь я с ним договорилась о встрече, выходит, я и убила недоумка. Солгала: зовут меня, дескать, Софья Ковальская, насчёт звонка не отпереться, директор слышал. Сразу после звонка исчезла поспешненько; дура набитая, да разве мало убийц-дураков? С другой стороны, убил его точно тот, шепталыцик. Кто-то подслушал, как он со мной условился — ведь открыто сказал, что во всем разобрался и мне расскажет. Враг примчался и убил его до моего приезда. Недоумок ничего не успел передать, кабы успел, так и меня, возможно, кокнули бы…Да, но ведь они толком не представляют, что именно он мне рассказал раньше, понятия не имеют, что именно мне известно! А ну им придёт в голову обезопасить себя на всякий случай! Как ни глянь, везде клин: для властей — преступница, для мерзавцев этих — головная боль. А теперь ещё сижу и болтаю с Гутюшей — вот чума-то, и следующим будет Гутюша…— Я теперь сижу на бобах, погорел, значит, — вздохнул Гутюша, он, видно, размышлял в том же направлении. — Ты уж рассказывай, какой гвоздь, а то у меня чердак съехал набок. Я так и чуял, плохо дело, сразу, как мумец засмердел…Я рассказала все, исповедуясь перед будущей жертвой. Коротко, но все. Наркотики, Прага, автоматы, приятель недоумка, серия исчезновений, наконец, и сам недоумок, и моя собственная глупая выходка. Гутюша слушал внимательно, потом заключил:— Ну, пропал обед. У него носки рёбрышками.В первый момент я испугалась, не свихнулся ли из-за всех этих передряг.— У кого?— У того шепталыцика. Остальное все обычное, только носки больно шикарные.Мне удалось кое-как отделить рёбрышки от пропажи обеда.Носки, по-видимому, были в полоску. Гутюша, судя по всему, заблудился между зеброй и рёбрами.— Цветные?— Ясное дело. Красные и голубые.У нас за спиной взревела сирена «скорой». Я посмотрела на часы: семь минут. Специально на мокрую работу надел такие носки — отлично бросались в глаза, отвлекая внимание от остального.Снять их — одна минута, и Гутюша его не узнает. Интересно, заберёт ли недоумка «скорая»… Если заберут, значит, ещё жив и постараются спасти, если оставят — конец, «скорая» мёртвых не возит. Надо проверить…Гутюша что-то говорил, но я не слышала, развернулась и выехала на Пулавскую. Мне удалось прорваться в противоположную сторону и припарковаться на прохожей части прямо перед Олесинской. Стоящую около «Мозаики» машину было видно прекрасно. Гутюша последовал моему примеру и размышлял вслух, обсуждал кандидатуры возможных шепталыциков. Он желал снять с себя всякие подозрения и тем самым снимал их с меня. Очень даже похвально.Медики вышли из кафе, сели в машину, недоумка не вынесли. Значит, все…— Ну, я пошёл, — сказал Гутюша. — Это, как его, такими колечками, цепляются друг за друга и звенят…— Цепь.— Вот именно. Здесь ждать нечего, я хочу поймать тут одного, пускай поглядит, где пса с цепи раскапывают. Если что надыбаю, сообщу.Я согласилась. Сама тоже отправилась домой. Шутки кончились, необходимо серьёзно поразмышлять…Разного рода маний и заскоков касательно прослушивания телефона у меня не наблюдалось, но был период, когда со связью и вправду творилось нечто фантастическое. Набрав наполовину номер, я вклинивалась в чужой разговор, однажды дала какой-то пани медицинский совет, случалось, подняв трубку, соединялась с кем-нибудь намертво, в мои разговоры врывался кто-то посторонний, сумасшедший дом, одним словом!Я почти привыкла к этому: с минуту могла слушать чужой разговор исключительно из любопытства, сколь долго люди могут трепаться. Благодаря телефону однажды узнала, где можно купить импортные перчатки, чешские, с длинным манжетом, в другой раз поняла, каким способом сопровождающий спёр половину перевозимой арматуры для ванной, а как-то раз услышала нечто, оставшееся в моей памяти навеки.— ..могильщику из-под лопаты, — сказал какой-то тип.— Думаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82