Так что я оставил работать помощников и отправился за ним. Он не смог отказать, глядя мне в глаза. Когда он приехал, я сам отвел его на верфи. Я показал ему обогреваемый сарай, достаточно большой, чтобы там помещался военный корабль, – старик мог работать там, и ему не было холодно. Но не это убедило его. Его убедил белый дуб, который привезла мне Кетриккен. Когда он увидел это бревно, то не мог удержаться и воткнул в него струг. Структура древесины везде прямая и крепкая. Они уже начали тесать доски. Это будут красивые корабли с лебединой шеей, скользящие по воде, как змеи.
Он был охвачен энтузиазмом. Я уже воображал, как поднимаются и опускаются весла и надуваются квадратные паруса.
Потом тарелки были сдвинуты в сторону, и он начал допрашивать меня о происшествиях в Джампи. Он заставил меня описать каждый отдельный случай со всех возможных точек зрения. К тому времени, когда он закончил допрос, ярость и боль предательства снова ожили во мне. Верити не оставил это без внимания. Он наклонился и бросил в огонь еще одно полено, послав в трубу вихрь искр.
– У тебя есть вопросы, – заметил он, – на этот раз можешь задать их.
Он тихо сложил руки на коленях и ждал. Я пытался справиться с собой.
– Принц Регал, ваш брат, – начал я осторожно, – виновен в худшей из измен. Он организовал убийство старшего брата вашей жены, принца Руриска. Он пытался устроить заговор, который должен был закончиться вашей смертью. Он собирался захватить и вашу корону, и вашу невесту. Не говоря уж о такой мелочи, как то, что он трижды пытался убить меня. И Баррича, – я замолчал, чтобы отдышаться и заставить немного успокоиться свое сердце и дрожащий голос.
– И ты, и я знаем, что это правда. Но доказать это нам будет трудно, – тихо заметил Верити.
– И он на это рассчитывает, – выпалил я, после чего отвернулся, пытаясь совладать с собой. Сила моей ярости испугала меня, потому что до сих пор мне удавалось сдерживать ее. Несколько месяцев назад я собрал всю свою волю, чтобы остаться в живых, загнал ненависть глубоко внутрь в надежде сохранить ясный разум. Потом последовали долгие месяцы выздоровления, в течение которых я пытался оправиться после неумелой попытки Регала отравить меня. Даже Барричу я не мог рассказать всего, ведь Верити ясно дал понять, что он не хочет, чтобы кто-нибудь знал все подробности происходящего. Теперь я стоял перед своим принцем и дрожал от напора собственных чувств. Лицо мое внезапно исказилось от приступа сильных судорог. Этого оказалось достаточно, чтобы я моментально заставил себя успокоиться. – Регал рассчитывает на это, – сказал я, гораздо спокойнее. Все это время Верити не шевелился, и выражение его лица не изменилось, несмотря на мой срыв. Он мрачно сидел у своего конца стола, и его руки, покрытые шрамами от работы, были сложены перед ним. Он не сводил с меня темных глаз. Я смотрел вниз, на стол, и водил кончиком пальца по линиям на пергаменте. – Он не любит вас, поскольку вы соблюдаете законы королевства. Он считает, что это слабость и что это нарушает справедливость. Он может снова попытаться убить вас. И почти наверняка захочет убить меня.
– Значит, мы должны быть осторожными, мы оба, верно? – спокойно заметил Верити.
Я поднял глаза и посмотрел ему в лицо.
– Это все, что вы можете мне сказать? – спросил я напряженно, пытаясь унять собственное негодование.
– Фитц Чивэл. Я твой принц. Я твой будущий король. Ты присягнул мне так же, как и моему отцу. И, если уж на то пошло, ты присягнул и моему брату. – Верити внезапно встал и начал ходить по комнате. – Справедливость. Это то, чего мы всегда будем жаждать, но жажда наша никогда не будет утолена. Нет. Мы удовлетворимся законами. И это тем важнее, чем выше положение человека. Справедливость поставила бы тебя первым в ряду претендентов на трон, Фитц. Чивэл был моим старшим братом. Но закон говорит, что ты родился вне брака и поэтому не сможешь претендовать на корону. Кое-кто может сказать, что я отнял корону у сына моего брата. Должен ли я удивляться, что мой младший брат хочет отнять ее у меня?
Я никогда не слышал, чтобы Верити так разговаривал. Голос его был ровным, но чувствовалось, что он едва сдерживает эмоции. Я молчал.
– Думаешь, мне следовало наказать его? Я мог бы. У меня нет необходимости доказывать кому-либо, что он поступал дурно, чтобы сделать его жизнь невыносимой. Я мог бы послать его эмиссаром в Колдбей с каким-нибудь поручением. И держать его там, в ужасных условиях, далеко от двора. Я мог бы сделать с ним все что угодно – только не изгнать. Или я мог бы оставить его здесь, при дворе, но так нагрузить неприятными обязанностями, что у него не осталось бы времени для развлечений. Он понял бы, что это наказание. Это поняла бы и вся знать, имеющая хоть каплю разума. Те, кто симпатизирует ему, поднялись бы на его защиту. Внутренние Герцогства, откуда родом его мать, несомненно, придумали бы что-нибудь такое, что потребовало бы его присутствия. Оказавшись там, он получил бы еще большую поддержку. Он организовал бы гражданский мятеж, и Внутренние Герцогства согласились бы подчиняться только ему. Даже если бы ему не удалось добиться этого, он, по крайней мере, разрушил бы то единство, которое необходимо мне для защиты нашего королевства.
Он замолчал. Потом поднял глаза и оглядел комнату. Я проследил за его взглядом. Стены были увешаны картами. На них были Бернс, Шоке и Риппон. На противоположной стене – Бакк, Фарроу и Тилт. Все было нарисовано искусной рукой Верити. Каждая река отмечена синими чернилами, название каждого города хорошо видно. Тут были его Шесть Герцогств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37