Но настоящее «всеобщее качение» еще не началось.Оно началось чуть позже.В музыке появился новый ритм — непокорный и неотразимый. Толпа начала двигаться по залу, словно ее мешали огромной ложкой — по часовой стрелке, загипнотизированная настойчивым ритмом барабанов, высоко поднимая ноги и с грохотом опуская их на вибрирующий пол. К этому движению было невозможно не присоединиться, и душой, и телом. Они двигались в такт реву гитар, громовым ударам барабанов, упругим басам неистового пианино, фразам, которые хриплым басом выкрикивала толстая девица на сцене:
Прокатись, прокатись!Пусть трясутся чурбаны — раз, два, три!Мы собьем ублюдков с ног,Разотрем их в порошок!Прокатись, прокатись, прокатись!
Граймс обнаружил, что громко распевает вместе со всеми. Павани тоже пел. Биллинхарст бормотал себе под нос без всякого энтузиазма.Круг за кругом, и еще круг. Павани каким-то образом освободился от рубашки. Граймс взмок и был не прочь последовать его примеру, но в давке это не представлялось возможным. Однако он заметил, что многие женщины умудрялись раздеваться догола, проявляя чудеса ловкости.
И по суше, и по волнам мы покатимся свободно!Нас ничто не остановит —Нет, нет, нет!На холмах и на равнинах мы в пыли оставим след!Нас ничто не остановит —Нет, нет, нет!Круг за кругом, и еще круг.Топ, шлеп, топ, шлеп!
Огни над головами мерцали в такт грохоту басов.
Пусть заткнутся чурбаны —Это мы, это мы!Шары должны катиться,Мы созданы катиться!Мы катимся сквозь вас!Мы катимся сквозь вас!
— Я надеюсь кое-кого здесь поймать, — тяжело дыша, прошептал Биллинхарст, переходя на шепот.— Вон тот вроде ничего, — предложил Граймс. У него явно открылось второе дыхание. — Немного потный, но здесь все такие.— Нет… не то… Вот! Информация!— Катящиеся шары не обрастают мхом, — ответил ему Граймс.
Круг за кругом, и еще круг.Топ, топ, топ! Шлеп, шлеп, шлеп!Когда шары закатятсяКогда шары закатятся,Мы хотим быть в их числе,Когда шары закатятся!
Справа от Граймса танцевала полуобнаженная девица, тощая и плоскогрудая. С каждым кругом она все теснее прижималась к нему.Черт возьми, неужели она собирается его закадрить?! Надо как-то отказать ей, в то же время не обидев… Девица была совершенно не в его вкусе. И тут какой-то толстяк, обливающийся потом, протолкался к ним, не переставая танцевать, — к слову сказать, танец все больше напоминал марш. Граймс услышал, как толстяк шепнул девице:— В два пополуночи у переправы Фицрой. Передай дальше!Передав сообщение, он растворился в толпе танцующих. Каким-то образом тощая девица оказалась между Граймсом и чуть живым от усталости Биллинхарстом, тихонько напевая в такт музыке.
Загляните за травой,Загляните за травой.В два ноль-ноль,В два ноль-ноль,Переправа Фицрой.Загляните за травой!
Музыканты заиграли другую тему, но она продолжала напевать как ни в чем не бывало:
Помечтаем на свободе,Помечтаем на свободе,Трава мечтаний,Трава мечтаний,Свободно помечтаем…
Она скорчила рожу Биллинхарсту, одарила Граймса очаровательной улыбкой и скрылась в толпе.Круг за кругом, и еще круг, постепенно приближаясь к выходу.
Мы закатимся в ворота!Мы закатимся в ворота!Мы закатимся в ворота!И когда вы будете на подходе,Мы будем уже там!
Биллинхарст, набрав в легкие побольше воздуха, с большим энтузиазмом пропел заключительную фразу: «Мы будем уже там». 8
Но они едва не оказались совершенно в другом месте.Около Домини-Холла произошла небольшая разборка. Мнения о причинах их возникновения были различны. В одной утренней газете писали, что толпа, распевая «Мы прокатим по ублюдкам», налетела на группу полицейских. В другой газете сообщили, что полицейские набросились на небольшую группу молодых людей, возвращавшихся с «Всеобщего качения», хотя те вели себя вполне миролюбиво.Однако на самом деле главным виновником инцидента был Граймс. Громкие песни, напоминающие песнопения людей каменного века, воскресили в нем воспоминания юности, когда он был кадетом ФИКС, в меру буйным, как и все его сверстники. В те славные времена они с приятелями частенько развлекались, распевая различные песенки в пределах слышимости какого-нибудь стража порядка. Он стал решительно убеждать Биллинхарста выучить слова (последнему это совсем не понравилось). Зато Павани мгновенно поддался на агитацию и запел, а полдюжины парней и девушек, очень кстати проходивших мимо, с удовольствием подхватили:
Вот полицейский на посту —Вон там, вон там!Вот полицейский на посту —Вон там, вон там!Вот полицейский на посту —Носки воняют за версту!Вот полицейский на посту —Вон там, вон там!
Когда они затянули песню по третьему разу, при каждом повторе прибавляя громкости, несколько полицейских попытались угомонить певцов. Однако дубинками дело не ограничилось. В ход были пущены электрошоковые ружья, отрегулированные так, чтобы причинять максимальную боль, но не приводить к потере сознания. На помощь Граймсу и его товарищам бросилась целая толпа гуляк. Тут над улицей застрекотал полицейский аэробот, и сеть, сброшенная с него, накрыла дерущихся.Серебристые метки на форме полицейских действовали как индикаторы, и проволочная паутина соскальзывала с них, зато остальные крепко завязли. Аэробот проплыл над улицей, как рыболовецкий сейнер над стаей рыб. Сеть с уловом, болтающаяся под днищем, была с позором доставлена в участок. Граймс, Биллинхарст и Павани могли запросто провести ночь в камере. Однако дежурный лейтенант опознал Павани, который часто выступал в роли связующего звена между полицией и таможней. Он отозвал троих граждан Лорна, словно для допроса, и те последовали за ним под сочувственные и ободряющие возгласы остальных арестованных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46