Она была умна, по крайней мере настолько, чтобы заметить, что мужу это совершенно безразлично. Она хотела еще что-то добавить, но замолчала, лишь на мгновение в ее глазах промелькнула мысль: «И зачем я стараюсь?» Похоже было, что сейчас наступит неловкая тишина. Хольгер мыслями находился где-то за пределами бара, а может быть, и нет, поскольку кивнул:
— Необходимо поручение. И дашь его Скотту ты, хорошо?
— Я? Ведь я почти ее не знала…
Он слегка похлопал ее по лежащей на столе руке:
— Близость отношений не имеет значения, был убит человек.
— Не делай из меня идиотку, я имею в виду, что это поручение никто всерьез не воспримет.
Я оглянулся на бар, но побоялся, что Эйприл исчезнет, когда я отойду, так что продолжал сидеть и слушать.
— И не надо. Официально, чтобы Скотт мог действовать, он должен иметь поручение. Даже лучше, что ты моя жена, пусть им это кажется демонстрацией.
— Им — это кому? — вмешался я с лисьей улыбкой.
— Им всем, естественно. Готов поспорить, что, поскольку Вэл жила несколько в стороне от остального Редлифа, ее смерть взволновала их меньше, чем сообщение о наводнении.
Прошлогоднем, мысленно добавил я.
— И какое это имеет отношение к твоим выборам? — Он причмокнул, и я понял, что именно об этом он всё время думает, что честность требует от него добиваться поимки убийцы, а расчет — сидеть спокойно в комиссариате, никого не беспокоить, а особенно не беспокоить с помощью детектива, который будет болтаться по городу, давая всем понять, что подозревает именно их, жителей прекрасного Редлифа. И они, жители Редлифа, скорее ожидают от шерифа, что он прогонит чересчур умного нью-йоркца, вместо того чтобы позволить жене нанять его, дабы он расследовал убийство мало кому известной Валери Полмант и — о ужас! — копался в жизни горожан. Ему не в чем было завидовать, выбор ограничивался двумя вариантами, причем оба они давали определенную надежду. Шериф еще раз причмокнул и буркнул:
— Надеюсь… — Он не договорил, но, поскольку он продолжал молчать, оказалось, что это всё, что он хотел сказать. Он встал и взял костыли. — Заходи завтра, закончим с бумагами, извини, что я их не принес, как обещал. А потом можно будет составить договор с Эйприл.
Казалось, он на мгновение поколебался, так что я, воспользовавшись моментом, вставил:
— Если только ничего не изменится. — Затем широко и фальшиво улыбнулся, и, похоже, все остались довольны.
Хольгер протянул мне руку, забыв, что у него на локте костыль; костыль грохнулся на пол, мы с Эйприл бросились его поднимать, едва не свалившись шерифу на спину. Если бы при этом присутствовал Хемингуэй, он написал бы новеллу под названием: «Короткое бурное прощание». Совладав наконец со стихией, я обменялся рукопожатиями с шерифом и его супругой, а после их ухода заказал себе мартини и проглотил его одним махом.
Кроме меня, из баскетболистов в баре сидели еще только двое из команды противника; они не обращали на меня внимания и слезами по поводу проигрыша тоже отнюдь не обливались. Они с серьезным видом обсуждали какой-то проект, пытаясь изменить судьбу инвестиций с помощью повторных расчетов на принесенных с собой ноутбуках. В конце концов один из них сложил бумаги и электронику в тяжелый окованный дипломат с кодовым замком и потащил приятеля куда-то, где, по его словам, можно будет всё как следует проверить. Я остался наедине с Барри, при том что ни он не был особо склонен к разговорам, ни я.
Я постучал ногтем указательного пальца по бокалу; мелодичный звук разнесся над столиком, капелька коктейля дрогнула и стекла на конусообразное дно. Похоже, она была там единственной каплей, что я проверил, покачивая бокал, — да, даже незачем было подносить его ко рту. Я подумал, не заказать ли еще мартини, на что более разумная часть моего мозга заметила, что, видимо, я уже достаточно пьян, раз после трех кружек пива и одного коктейля задумываюсь о втором, имея впереди еще целый вечер, новый дом в новом городе, где у меня еще нет друзей, да и просто знакомых можно по пальцам сосчитать. Воспользовавшись тем, что Барри куда-то отошел, я положил на стойку пятерку и вышел под неоновый свет вывески, под непрекращающийся дождь, представляющий собой небесную кару за… за… За что-то ужасное, что-то такое, из-за чего несколько тысяч людей вынуждены мокнуть всю осень.
Кошмар.
Машину я припарковал на другой стороне улицы, на стоянке у спорткомплекса, в двухстах метрах отсюда. Стиснув зубы, я не спеша пошел под дождем к ней. Внутри было исключительно неприятно; впрочем, я сам виноват, что не включил заранее отопление в салоне, а когда, уже усевшись за руль, я это сделал, оказалось, что оно хуже, чем в каком-нибудь серийном «датсуне»! Однако через несколько минут интенсивного обогрева у меня перестали стучать зубы, еще через две минуты я почувствовал, что волосы высохли, а воротник рубашки перестал мокрой петлей сдавливать мою шею. Довольно легко я нашел на плане Редлифа кладбище. Добравшись туда за четыре минуты, я объехал вокруг одного из немногих в городе ровных мест, с небольшой возвышенностью в центре, что я отнес бы на счет сообразительности планировщиков, которые знают, что ямы отталкивают людей от кладбищ, а места на холмах ценятся выше других. На юго-западной оконечности места последнего упокоения местных жителей я нашел солидных размеров здание, которое кто-то наверняка заказал у Хейес-Маршола в период его увлечения семейным валлийским домом. Высокая, отчасти прикрытая деревьями труба, имевшая лишь единственное предназначение, уже издалека убедила меня, что я не ошибся в выборе цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126