Проти воположный, высокий край поляны упирался в наезжен ную колею узкой лесной дороги, выныривавшей в этом месте из леса и практически сразу же нырявшей обратно.
Из прибрежных кустов вынырнула Машеус и направи лась к нам, вытирая маленьким мохнатым полотенцем шею. Увидев, что я пробудился, она помахала рукой и крикнула:
– Водичка – класс! Рекомендую умыться, сон сразу слетит.
Стоявший рядом Фродо недовольно поморщился:
– Начинаются эльфийские штучки!.. Умываться, за рядку делать… Глядишь, часа через два она снова начнет своей железкой размахивать и стрелы пулять…
– А ты что, умываться не будешь? – с улыбкой по смотрел я на него.
Фродо снова скривил рожу:
– Вообще-то мы, люди богемы, так рано просыпаться не привыкли… А тем более так рано умываться…
Он, видимо, хотел что-то добавить, но я его перебил:
– Тогда ходи с помятой харей, – и, оставив его в оди ночестве, направился к заросшему берегу ручья.
Поравнявшись с Машеусом, я взглянул ей в лицо и замер. На меня с удлинившегося лица смотрели огромные зазеленевшие глаза, волосы ее стали раза в два длиннее и выцвели чуть ли не до совершенно белого цвета. Даже нос, достаточно курносый и широковатый, утончился и вытя нулся, изобразив в то же время некий намек на благород ную горбинку. Мне было трудно поверить, что, претерпев такие разительные перемены, можно было практически полностью сохранить свой прежний облик.
Машеус, конечно, обратила внимание на мое удивле ние и, остановившись, грубовато поинтересовалась:
– Ну и что уставился?.. Давно не видел?..
– Давно… почти год… – неожиданно ответил я.
– Как это?.. – не поняла она.
– Да ты посмотрела бы на себя… Эльнорда!
Девчонка вздрогнула от услышанного знакомого име ни и мгновенно выхватила из внутреннего кармана своей курточки довольно большое зеркальце. Уставившись в него, она с минуту разглядывала свое отражение, проводя кон чиками пальцев левой руки по своим щекам, носу, бровям, а потом тихо и растерянно прошептала:
– Эльнорда!..
Потом она подняла на меня глаза и уже громче спросила:
– Но когда же это меня угораздило?.. Я когда просну лась, посмотрела в зеркало, все было нормально…
– Так оно и сейчас неплохо, – улыбнувшись, прого ворил я.
– Когда, когда… – неожиданно раздалось рядом с нами бормотание незаметно подошедшего тролля. – Вот когда умывалась, тогда и угораздило… Я сам, как только умылся, сразу вспомнил, каким год назад был… Теперь бы не за быть, каким был вчера…
Мы, не сговариваясь, подняли голову и посмотрели, на спрятавшийся в кустах ручеек. Потом тролль поскреб ла пой свою меховую башку и рыкнул:
– Надо этого маленького мохнонога в ручье искупать… Чтобы он свои актерские замашки бросил. А то он нам весь спектакль испоганит.
Эльнорда прыснула в кулак, а я задумчиво поскреб щеку:
– А вот мне как раз и не стоит в этом ручейке умы ваться…
– Это еще почему?! – удивилась эльфийка.
– Вот умоюсь, – начал рассуждать я, – и отрастет у меня опять седая бородища, длиннее, чем у Черномора.
– Ага, – тут же поддержал меня тролль, – и шляпа с сапогами…
– Что – шляпа с сапогами?.. – не поняла девчонка.
– Отрастут… – коротко пояснил тролль и потопал в сторону суетившегося на поляне хоббита.
Эльнорда тем временем принялась пристально меня рассматривать, а затем хмыкнула и заявила:
– Иди умывайся и ничего не бойся! Ничего у тебя не отрастет!
– Ты уверена? – переспросил я.
– Абсолютно! – отрезала она. – Не монтируется се дая борода с твоей джинсой! Образ не тот…
Она еще раз внимательно меня оглядела с ног до голо вы и надменно бросила:
– А жаль!..
После этого заключения моя персона потеряла для эльфийки интерес, она развернулась, перекинула свое полотен це через плечо и потопала следом за удаляющимся троллем.
А я, слегка успокоенный уверенностью Эльнорды, на правился к ручью.
Проломившись сквозь кусты, я вышел на песчаный бе рег ручья, присел над водой и заглянул нее. Ручеек был быстр и неглубок, как и все знакомые мне ручьи. На дне лежали чуть колышущиеся водоросли, между которыми стремитель ными серебристыми искорками мелькали меленькие рыбки. У противоположного берега из воды торчали две лягушачьи головы, подозрительно пучась на меня выкаченными глази щами. Ветра не было совершенно, но бегущая вода чуть ря билась, видимо, из-за небольшой глубины.
Я несколько минут сидел так над ручьем, наслаждаясь его покоем и безмятежностью, и вдруг почувствовал нео долимое желание погрузить в него ладони и лицо. Не умыть ся, нет! Именно погрузить ладони и лицо так, чтобы не потревожить эту воду, эти водоросли, рыб и лягушек. “Да вай… – подтолкнула меня странная нетерпеливая мысль, словно пришедшая в голову откуда-то со стороны. – Да вай делай как тебе хочется… И ты сольешься с этим Ми ром, станешь его частицей, поймешь и полюбишь его до конца… до донца…”
Я оторвал обе ладони от земли и плавно, стараясь не взбаламутить воды, опустил руки в ручей у самого берега. Они погрузились почти до локтя и коснулись плотного, чистого, почти белого песка. Затем, опершись на руки, я встал на колени, наклонился над самой водой, задержал дыхание и медленно опустил лицо в прохладную щекочущую струю. Несколько секунд я наслаждался омывающим мою кожу потоком, а потом осторожно открыл глаза.
На песок между моих ладоней падал преломленный во дой оранжевый отблеск, и создаваемое им лихорадочное мельтешение светло-темных полос и пятен, провалов и искр неожиданно напомнило мне бессистемное черно-белое мелькание на первых и последних кадрах кинопленки.
“Что бы могла показать мне средняя часть этого оран жевого кино?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25