— Да неужто так все плохо в королевстве нашем?
— Плохо то, что кое-кто его своим считает, а не нашим. И этот кто-то наши головы на зубцах стенных видеть не отказался бы. Если проминдальничаем, в самый раз там и очутимся.
— Да за что же?!
— А за компанию! Чего не было, припомнят, а что взаправду было, так раздуют — сам себе последней сволочью покажешься. Подскарбий Зджислав, скажут, у казны ручонки-то погрел, загребущие, а польный гетман Чеслав, князь Купищанский, девок портил по застянкам.
— Прямо уж и портил, — возмутился гетман, потом вздохнул. — Ну, может, и была парочка… Другая…
— А может, и дюжина, другая…
— Нет! Чего не было, того не было!
— Эх, пан Чеслав, да сотня свидетелей найдется, серебром проплаченных, которые перед лицом Господа присягнут, что сами тебе свечку держали.
Гетман насупился, не ответил. Нахохлился на банкетке, как линяющий сокол на насесте.
— Что, проняло? — поинтересовался пан Зджислав после недолгого молчания. — То-то же. Единственное наше спасение, да не только наше, а всей шляхты Малых Прилужан, в князе Януше. Согласен?
— Согласен.
— Тогда думать нам надобно и готовиться к тайной войне. Она может выйти более жестокой и беспощадной, нежели явная. Но без нее не обойтись. К счастью, Богумил Годзелка на нашей стороне. Ему тоже влияние Грозина ни к чему. Он обещал проповедью посодействовать, а кое-кого и отсутствием благословения припугнуть, ежели до горячего дойдет. Я за денежной стороной пригляжу. Расходы, чаю, немалые ожидаются. Так отчего бы нам казной не попользоваться для общего блага государственного? Ну, а ты уж, пан Чеслав, надежных и умелых бойцов подыщи. Чтоб не были мы в проигрыше, когда до драки дойдет. Молю Господа Всеблагого, чтоб ошибался я.
— Добро, пан Зджислав. Подготовлю. Князя Януша, думаю, до поры до времени не стоит даже в известность ставить о наших приготовлениях.
— Само собой. Для него полезней будет, когда незамаранным останется. Пускай уж мы по уши в грязь, да кровь, да дерьмо изгваздаемся, — грустно усмехнулся подскарбий.
— А Зьмитроку я бы и убийц заслал.
— Тише! — Пан Зджислав приложил палец к губам. — Как крайний выход и кинжал убийцы пригодится. Хотя я не торопился бы.
— А кто сам меня пугал, что и опоздать недолго, если не торопиться?
— Эх, пан Чеслав, одно дело мелких шляхтичей пугать, а на великого князя замахнуться…
— А то он не такой как все. Не та же кровь в жилах течет?
— Та-то она та, да только в случае промашки все потерять можем.
— Ну, так я привык рисковать. И на поле брани, и в жизни мирной.
— Как знаешь, пан Чеслав, как знаешь. В поисках убийцы я тебе не потатчик. Но и возражать чересчур упорно не стану. Решай сам. Только чтобы общему нашему делу не повредило.
— Ладно. Решу. Есть у меня один человек на примете.
— Боец, видать, знатный?
— То-то и дело, что панянка.
— Неужели?
— Змея еще та. За деньги мать родную продаст и еще поторгуется при том. Век бы с ней дела не имел, если бы не нужда.
— Да какая ж у тебя нужда может быть? — удивленно вскинул брови подскарбий.
— То мое дело, пан Зджислав.
— Ну, не хочешь говорить, не надо.
— Не обижайся, пан. Это не только моя тайна. Не могу тебе сказать.
— Да ладно, чего уж там. Поможет твоя панянка, к твоей награде еще свою прибавлю. Так можешь ей и предать.
— Добро. Передам.
Они помолчали. Каждый обдумывал услышанное и высказанное от сердца. Наконец подскарбий соскочил с сундука. Сотворил знамение лицом на храм Анджига Страстоприимца. Сказал веско, с расстановкой:
— Благослови нас, Господи, на дела наши, укрепи и придай сил.
Пан Чеслав повторил и его жест, и его слова. Вздохнул:
— Ну, пожалуй, пойду я, пан Зджислав…
— Иди, чего уж там. Да! Погоди! Едва не забыл. Что у вас там под Богорадовкой приключилось? Еще в стужне. Посланник грозинецкий лютует. Едва ли не смертной казни виновным требует. Дескать любимца княжеского ни за что ни про что твои порубежники посекли саблями.
— А! Вот оно что! — Чеслав повел плечам, словно перед дракой. — Было дело. А не сказывал посланник, что грозинчане встречались там с зейцльбержцами, что наш сотник случайно на них со своим отрядом напоролся? Как его самого посечь драгуны хотели, с волками-рыцарями спевшиеся?
— Да тише ты, пан Чеслав, тише! Ужель я посмею вину за стычку порубежную на твоих орлов возложить? Уж я-то знаю, вернее, завсегда догадаться могу, как оно на самом деле было. Тем паче, про Меченого… Ведь такое пан сотник Войцек Шпара прозвание получил?
— Точно!
— Так вот, про Меченого я много наслышан. Надежнее его шляхтича еще поискать надобно. И то вряд ли найдешь.
— Так к чему ты, пан Зджислав, вспомнил о нем?
Подскарбий тяжко вздохнул. Потер шею.
— Не вовремя, пан гетман, твой порубежник свару с грозинчанами затеял. Придворные, знаешь, как все выкручивают?
— Да уж догадываюсь. Поломойка тряпку так не выкрутит.
— То-то и оно. Ротмистр Владзик Переступа один из самых верных псов князя Зьмитрока был. Он и сейчас с посланником в Выгов прибыл бы, кабы не кончар твоего Шпары.
— Ну, так хоть на одного пса у Зьмитрока меньше стало. Собаке собачья смерть.
— Ошибаешься, пан Чеслав. Владзик выжил. Вряд ли он теперь когда саблю в руки возьмет, но ум у него въедливый… Чует мое сердце, много еще крови ротмистр, вернее, бывший ротмистр нам попортит. Как только выздоровеет и отлежится.
— Значит, я полковнику Симону Вочапу в Берестянку весточку пошлю, чтоб Войцеку рассказал. Он свою недоделку поправит.
— Ты что, пан Чеслав! — Подскарбий аж руками замахал от ужаса. — Господь с тобой! Не время сейчас для таких шуток! И так скандалу натерпелись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17