Зефан говорит, что она чудо как хороша.., правда ли это?— Да, она хороша, но в Америке есть много хорошеньких девушек. Урсула здесь, то есть не в амбаре, а очень близко отсюда, в лесу. Она провожала своего дядю.Посмотри сюда, в эту сторону: видишь ли это почерневшее дерево, которое стоит в поле за домом твоего отца?— Вижу.— А левее этого дерева растет другое, каштан, оно у самой опушки леса.— Вижу, вижу. Я знаю это дерево, возле него есть ручей.— У этого дерева землемер оставил свою племянницу.Можешь ли ты сходить туда и отнести письмо?— Нет ничего легче. Мы все, молодые девушки, ходим на это поле собирать ягоды, побегу сейчас за корзиной, а вы, между тем, напишите письмо. Никому и в голову не придет, что я иду с письмом. О, как мне хочется видеть Урсулу! Как вы думаете, согласится ли она выйти за Зефана?— Все молодые девушки так ветрены и непостоянны, что я не решаюсь ответить на этот вопрос.— А я могу вас заверить, — вскрикнула Лавиния, побежав за корзинкой, — что нет никого постояннее девушек.Я приготовился писать. Вынув из портфеля все нужное, я подошел к землемеру, чтобы сказать ему об этом и спросить, не надо ли ему написать о чем-нибудь племяннице.— Напишите, Мордаунт, что я посылаю ей свое благословение. Скажите, что старик землемер молится о ней.В нескольких словах я объяснил Урсуле положение, в котором мы находились, потом умолял ее возвратиться к Франку и не покидать его. Напомнив ей о моих чувствах, я уверял, что они не только не изменились, но еще больше вспыхнули во мне со дня разлуки. Закончив письмо, я увидел Лавинию; она подошла к амбару, неся кринку молока; взяв от меня письмо, она поспешила в поле. Я слышал, как она кричала одной из своих сестер, что идет собирать ежевику для своих арестантов.Я с любопытством следил за всеми движениями молодой девушки. Землемер, изнуренный продолжительной бессонницей, крепко спал. Индеец с аппетитом уничтожал хлеб и молоко.Лавиния пошла прямо к полю и вскоре скрылась. Мои глаза были устремлены на лес, в который она вошла.Вдруг между деревьями мелькнуло женское платье, — это была, вероятно, Урсула. Через полчаса я увидел Лавинию, которая подходила к каштановому дереву. Она остановилась, посмотрела вокруг, как будто рассматривая место, а потом поспешно скрылась в лесу. Прошло больше часа, как я больше ее не видел.В это время Зефан подошел к амбару в сопровождении двух своих братьев; он держал в руке ключ. Сначала я подумал, что меня поведут на суд к Мильакру, но ошибся; подойдя к амбару, Зефан подозвал к себе индейца и сказал ему:— Я думаю, скучно сидеть краснокожему взаперти?И, наверное, ты не рассердишься, если тебе разрешат выйти отсюда и гулять на свободе?— Конечно, — спокойно ответил Сускезус. — Индейцу дорога свобода.— Я так и думал. Вот видишь ли что: мой старик говорит, что ты можешь выходить, но только с условием.— С каким условием? Что я должен сделать?— Ерунда: дай честное слово, что ты не убежишь отсюда и каждый вечер будешь возвращаться в амбар; ты обещаешь, Сускезус?— Отчего же не выполнить это: буду возвращаться.— Так и дело закончено. Но смотри, ты не должен приносить сюда никакое оружие, никаких инструментов.— Понимаю, понимаю.— Ты не пойдешь против нас, ни прямо, ни тайно, пока не возьмешь назад свое честное слово. Ты согласен на все эти условия?— Согласен, согласен.— Так вот и все, что требует от тебя старик, но мать моя просит тебя еще об одном условии: если бы дело здесь дошло до драки, то чтобы ты защитил женщин и детей и не обижал их.— Зачем мне обижать их.— Ну, смотри же, теперь мы договорились обо всем.Ступай, куда хочешь, но помни, что вечером, когда услышишь рожок, ты должен быть здесь.На таких странных условиях Сускезус получил свободу. Для меня эти условия были очень подозрительными, но судя по спокойствию, с каким рассуждали обе договаривающиеся стороны, я увидел, что во всем этом нет ничего особенного. Я слышал, что слово, данное индейцем в подобных случаях, считалось всегда священным и нерушимым. Желая убедиться в этом, я сказал Зефану: почему же вы не выпускаете нас, если решили освободить индейца?— Потому что индеец — индеец, у него свой нрав, а у вас свой. Говорили о том, чтобы и вас выпустить, майор, да старик не согласился; он говорит, что хорошо знает людей и что если выпустит вас, то вы скажете: он держал меня взаперти без всякого на это права, против всякого закона, теперь я на свободе, и поэтому могу не держать своего обещания". Освободи только белого, он будет до тех пор рыться в земле, пока не найдет лазейки, чтобы скрыться навсегда. Пусть лучше сидит, теперь он в нашей власти. Вот что сказал мой отец.Я не отвечал.— Отец мой хотел выпустить и вас, землемер, — прибавил Зефан, — но тоже опасается. Кто проводит границы, тот может и нарушить их.— Твой отец волен делать, что хочет, — сказал равнодушно Эндрю. — Не хочу ни просить его, ни давать ему слова. Мы враги.., скажи ему, чтобы он был осторожнее.., пусть подумает о себе и о лесе.., советую!— Что? — спросил запальчиво Зефан, несмотря на то, что говорил с дядей Урсулы, во власти которого было расстроить все его сердечные расположения. — Посмотрим!.. В нас достаточно силы!.. Не испугаете!— Убирайся, сумасброд!.. Вон!.. Вот парочка с отцом!..Я не ждал и не жду милости от скваттеров, которых не хочу знать и презираю!Зная спокойный и ровный характер землемера, я был удивлен последними его словами. Зефан удалился со своими братьями, Сускезус бродил около амбара, скучный и мрачный.Вскоре после Зефана нас посетили другие родственники скваттеров: в сопровождении братьев явился Тоби.Они пришли за нами, чтобы отвести нас в дом Мильакра, в котором собрались все мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87