не был у Сони, и точка. И вообще, у него есть другая женщина, с которой он провел последние три дня безотлучно. Как раз получил отгулы за сверхурочную работу. Майор назвал ее имя - Надежда Колесникова. Опросили и ее, но девушка только пожимала плечами. Знать ничего про Костина не знает, даже не слышала про человека с такой фамилией. Следователю ситуация перестала нравиться, он запросил ордер на обыск, и в багажнике “Жигулей” Володи обнаружился кухонный нож, угрожающе длинный и острый. Инструмент мясника был вымыт, но в том месте, где рукоятка присоединяется к лезвию, нашлись частички крови, и экспертиза четко указала: именно этим орудием и была зарезана несчастная Соня Репнина. Костин не смог внятно объяснить, откуда в его автомобиле взялся сей жуткий предмет, и следователь заключил коллегу под стражу. В следственной части Бутырки, где майора хорошо знают, к нему отнеслись не как к обычному нарушителю закона, дали позвонить и определили в пятиместную камеру не с урками, а с людьми, совершившими экономические преступления. Собственно говоря, это все, что знал Слава.
- Устрой мне с ним свидание! - потребовала я. Рожков развел руками:
- Встречи с человеком, по делу которого еще идет работа, запрещены. Получить свидание можно только по специальному разрешению следователя.
- Ну, и в чем проблема? - удивилась я. - Быстренько напиши нужную бумажку.
- Не могу!
- Почему?
- Дело-то не я веду.
- Да ну?
- Конечно, мы же коллеги и близкие приятели.
- А кому передали дело?
Славка тяжело вздохнул, повозил стаканчик с остывшей бурдой по столику и сказал:
- Федьке Селезневу, жуткой гниде, уж поверь, хуже варианта не придумать. Кстати, у тебя паспорт с собой?
- Да, а зачем он тебе?
- Поедем в Бутырку.
- Так ты же говорил, что не можешь устроить свидание!
- Законным путем - нет.
- Тогда как?
- Нормальные герои всегда идут в обход, - ответил Славка. - Поехали, только сначала давай кой-чего купим.
В отделе кулинарии он приобрел копченый куриный окорочок, три пирожка с мясом, потом в гастрономе взял небольшой пакетик сока, сыр, нарезанный тонкими ломтиками, пять пачек сигарет, с десяток пакетиков “Нескафе” и стограммовую упаковку сахара. Потом он засунул покупки в мою не слишком объемистую сумочку.
- Эй, эй, - рассердилась я, - что за глупости! Мне не нужны продукты…
- Это не тебе, - пояснил Славка, - Володьку покормишь. Передачи-то ему еще не дают, небось голодный сидит!
- Нам ему передачи надо носить? - спохватилась я. - Какие?
- Обычные, - сообщил приятель, - раз в месяц продукты тридцать килограмм, вещи, лекарства… Еще можно притащить телик, радио, холодильник, таз и ведро.
- Ведро зачем?
- Стирать. Да, еще кипятильники, желательно побольше, штук десять сразу, они в тюрьме все время перегорают. Ну и, естественно, сигареты. Какие попроще, “Приму”, допустим, блоков восемь.
- Он столько не выкурит!
- Сигареты в тюрьме валюта, вместо денег ходят, хотя там и всемирный эквивалент любят, желательно зеленый. Кстати, на, спрячь в лифчик.
И он протянул мне странную тугую трубочку, запаянную в кусок от полиэтиленового пакета.
- Что это?
- Доллары, в Бутырке нельзя без них.
- Но почему в таком виде? Слава тяжело вздохнул:
- Надо же через шмон пройти…
Я почувствовала, как в висках мелко-мелко забили молоточки. В мою жизнь, жизнь человека, выросшего в семье доктора наук и оперной певицы, в мою судьбу абсолютно добропорядочной гражданки, переходящей улицы только на зеленый свет, с ужасающей реальностью врывалась Бутырская тюрьма с какими-то дикими, непонятными правилами.
- Шмон? Это что такое?
- Обыск, - коротко ответил Рожков, - заключенных без конца проверяют, и долларешники Вовке придется протаскивать украдкой, во рту, за щекой или еще где, поэтому в целлофан и закатывают. Кстати, подожди вот здесь.
Он нырнул внутрь большого универмага. Я в изнеможении прислонилась к кирпичной стене. Голова гудела, словно пивной котел. Вернувшийся Славка дал мне маленькие ножницы, две катушки ниток, пачку иголок и упаковку лезвий.
- Это в бюстгальтер засунь.
- Зачем?
Славка разозлился:
- Затем, что я говорю.
- Может, объяснишь все-таки? Мы сели в его раздолбанные “Жигули” и понеслись по улицам.
- Острые, режущие и колющие предметы к проносу в СИЗО запрещены, - сообщил Слава.
- А ногти как стричь?
- Отгрызать!
- На ногах?
- Слушай, Лампа, - вышел из себя майор, - правила не я придумывал. По мне, это тоже глупость. Во-первых, адвокаты все равно протащат, а во-вторых, работники СИЗО просто зарабатывают, доставляя в камеры все - от тетрисов до сотовых телефонов.
- А что, тетрис нельзя?
- Нет.
- Почему, это же просто игрушка! Скуку разогнать!
Славка нажал на тормоз так, что я влетела в ветровое стекло головой.
- Лампа, имей в виду, как только кто-то из твоих родственников попал в тюрьму, бесполезно интересоваться, как, почему да отчего там такие порядки. Приходится подчиняться молча. Сахар-кусок нельзя, а сахарный песок за милую душу, мыло возьмут, а шампунь ни за что, бульонные кубики примут и супы в стаканах тоже, зато в пакетах отшвырнут, спички - пожалуйста, но зажигалки растопчут каблуком. И уж совсем непонятно, почему можно огурцы и нельзя помидоры. Но запомни, добиться от сотрудников Бутырки ответов на поставленные вопросы невозможно. Просто молча выполняй требования или…
Он замолчал.
- Или?
- Плати по установленному тарифу, передачка сто баксов.
- Ничего себе, - возмутилась я, - кто же такие цены придумал? Да у людей оклады месячные меньше этой суммы. У вас там, в МВД, с ума сошли?
Славка уставился на меня сердитым взором:
- Ты издеваешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14