Зимой, кстати, это удобно, вместо шапки, тепло и красиво. Да ты примерь.
Я натянула на голову «шевелюру» и глянула в зеркало. Надо же, мне, оказывается, идут мелким бесом вьющиеся волосы.
- Ладно, с «оперением» понятно, но само лицо-то! Неужели никто из твоих коллег не заметит подмены?
- Нет! - воскликнула Жанна, пытаясь сесть и претерпев очередную неудачу. - Нет!
- Они идиоты?
Актриса натянула плед до подбородка.
- Нет, - устало ответила она, - кретин Валерий Арнольский. Он поставил спектакль совершенно диким образом, все актрисы одеты одинаково: баронесса, горничная, молодая любовница и престарелая матрона. У нас темно-синие атласные платья с серебряной вышивкой, а лица закрыты масками, невозможно узнать кто есть кто, понимаешь?
- Но зачем он так поступил? - изумилась я.
Жанна полежала некоторое время молча, потом с большим трудом прошептала:
- Говорю же, кретин. Нам объяснил свою гениальную задумку так: «Хочу показать, что все люди одинаковы, несмотря на их происхождение, образование и богатство, вы играете не человека, а эмоцию. Баронесса - гордыню, горничная - смирение, любовница - страсть, лицо тут ни при чем, изображать чувства следует словом и жестом». Там и текста-то практически ни у кого нет. Театр мимики и жеста получился, бред, концептуальная фигня, но все просто тащатся от Арнольского, а мне особо выбирать не приходится, спасибо, что такая ролька досталась. Кстати, получила я ее лишь потому, что режиссер хотел, чтобы актрисы были одной фактуры, роста. В общем, дело простое.
Приедешь в театр, пойдешь в комнату номер тринадцать, она не заперта, и в шкафу найдешь вешалки с платьями, маски лежат на полке, внизу обувь, внутри моих туфель написано: «Кулакова». У тебя какой размер?
- Тридцать девятый.
- Отлично, как у меня, - обрадовалась Жанна, - видишь, мы с тобой практически одинаковые. Нацепишь одеяние, маску и стой спокойно в кулисе, только приходи ровно в семь пятнадцать, как раз первое действие начнется, все на сцене будут. Быстренько переоблачишься - и вперед, сейчас научу тебя, что делать предстоит.
- А вдруг со мной кто-нибудь заговорит?
- Некому. Явишься к началу первого акта, во втором выйдешь на сцену, и до свидания. Пока переоденешься, все еще перед зрителем будут. Я порой ни с кем не сталкиваюсь, когда этот спектакль идет.
- А совместный поклон?
- Горничная не выходит.
- Ага, понятно. Впрочем, нет, как же меня охрана пропустит?
- Господи, - скривилась Жанна, - на вахте Елена Маркеловна сидит, носом в газету, пойдешь мимо и буркнешь: «Привет, баба Лена, это я, Жанна». Она даже головы не поднимет, скажет в ответ: «Жануся, детка, не заболела ли? Голосок скрипит». Бабка слышит плохо и всем одно и то же талдычит. Спокойно отвечай:
«Мороженое мясо на улице ела», и топай себе прямо по коридору, никуда не сворачивая, тринадцатая гримерка последняя.
- Может, не надо про мороженое мясо? - насторожилась я.
- Это шутка местная, - пояснила Жанна, - все ей так отвечают. Значит, согласна?
- Ну.., вдруг не получится.
- Элементарно.
- Э.., э…
- Послушай, - горько воскликнула Жанна, - больше мне попросить некого. Не приду на спектакль, Арнольский озлобится и выпрет меня. Что тогда делать, а?
- Может, кто-нибудь из твоих подруг…
- У меня их нет.
- Совсем? - изумилась я.
- Таких, чтобы за меня в огонь прыгнули, нет.
- А коллеги? Позвони кому-нибудь, вдруг выручат.
- Актрисы - это клубок целующихся змей, - устало ответила Жанна, - если видишь за кулисами двух нежно обнимающихся женщин, то не подходи близко, заразишься ненавистью, которая исходит от милашек. У нас все с виду очень пристойно, поцелуи, улыбочки, возгласы: «Дорогая, ты шикарно выглядишь».
А потом вдруг перед выходом на сцену водички захочешь, выпьешь из бутылки, нам в гримерках их бесплатно ставят.., мама родная, понос прошиб! Помреж по громкой связи орет: «Спектакль пошел! Где Офелия, пусть готовится!» А невеста принца датского в сортире к унитазу приклеилась, встать не может, понимаешь почему?
- Сильное слабительное в воде?
- Верно. И на кого подумать? Или в туфли лезвие всунут, парик изнутри клеем намажут… В основном бабы стараются, но и мужики не отстают. Впрочем, среди наших ни мужчин, ни женщин нет, средний пол, особый зверь - актер, они на все способны. Никто мне помогать не станет, не на кого рассчитывать, если и ты откажешь - мне кирдык! Прощай, моя мечта…
Жанна уткнулась в подушку.
- Хорошо, - быстро согласилась я, - в конце концов, я имею опыт нахождения на сцене.
- Ты актриса? - испуганно воскликнула девушка.
- Нет, арфистка, бывшая, теперь больше не концертирую.
- Ну и повезло же мне, - вырвалось у Жанны, - ладно, давай порепетируем.
Глава 4
Ровно в указанный срок я толкнула дверь с табличкой «Театр „Лео“. Служебный вход», и вошла в полутемный предбанник. Слева стоял письменный стол с уютно светящейся лампой, в кресле рядом, уткнувшись в газету, восседала бабка, замотанная в платок.
- Это кто? - равнодушно поинтересовалась она, не отводя взора от полосы.
- Привет, баба Лена, это я, Жанна.
- Ох, детонька, не заболела ли? Голосок сипит.
- Мороженое мясо на улице ела, - выпалила я выученный текст и быстро пошла по длинному коридору.
- Ну шутница, - проскрипела старуха и потеряла ко мне всякий интерес.
Дальнейшие события развивались без сучка без задоринки. Комната под номером тринадцать была открыта, в шкафу, как и обещала Жанна, нашлось атласное длинное платье, туфли и маска. Быстро переодевшись, я нацепила сильно пахнущую клеем и краской маску и услышала из громкоговорителя, висевшего на стене:
- Антракт. Второй акт начинается с выхода горничной, Кулакова, займите место во второй кулисе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16