Во мне всегда видели только деньги и деньги… Действительного чувства, серьезной привязанности я не знал до сих пор. Не заставляйте меня делать новую несправедливость. Я сдаюсь на все ваши условия, и нет такого желания, которое не было бы исполнено сейчас же.
Антонида Васильевна показала молча на дверь. Додонов поклонился, быстро повернулся и вышел. Спускаясь по лестнице, он встретился с Крапивиным, но не узнал его. Крапивин остановился и проводил его глазами до экипажа, а затем быстро вбежал во второй этаж.
– Как разбойник ворвался, – докладывала шепотом Улитушка, – а Тонюшка его приняла по-своему… Не понравилось, вот и бежал.
Антрепренер пробежал прямо в комнату Антониды Васильевны. Девушка лежала за ширмочкой на своей кровати и горько рыдала.
– Что случилось, Антонида Васильевна?
– То, что должно было случиться.
– Додонов предлагал вам что-нибудь?
– Все… на выбор… Я сказала, что лучше отравлюсь.
– Дитя мое, потерпите. Сегодня я пол учил, письмо от вашего помещика с которым веду, переговоры, относительно вольных всей труппе. Да…
– И что же?
– Слава о ваших успехах, к несчастью, предупредила мое письмо, и он требует за одну вашу свободу десять тысяч.
В ответ послышались новые рыдания. Крапивин схватил себя за голову и молчал. В окно, разрисованное морозом, смотрелся уже ранний зимний вечер. Откуда-то издалека доносился жалобный благовест. Антонида Васильевна оставалась за ширмочкой и тяжело всхлипывала. Да, она крепостная, и с ней могут сделать все, что захотят. Зачем же ее учили, зачем в ее ролях говорится о какой-то свободной жизни, о любви и радостях? Кругом так темно, и не видно просвета.
– Я думаю обратиться к генералу, – заговорил Крапивин после длинной паузы. – Старик добр…
– Что из этого выйдет?
– Во-первых, необходимо отделаться от Додонова, а вовторых… вообще, нужно же что-нибудь делать.
– О Додонове не беспокойтесь: он во второй раз не придет.
В последнее время между Антонидой Васильевной и Крапивиным установились немного натянутые отношения, и она, видимо, избегала откровенных разговоров с ним. Определенного повода к такому положению не было, но девушка инстинктивно стала держаться подальше, точно проверяя самое себя. Ведь она его не любила, – зачем же мучить человека напрасно? Крапивин, кажется, догадывался о душевном настроении своей любимицы и старался не лезть в глаза. Он полагался на время. Ведь она еще так молода и многого не в состоянии понять. Даже в отношения к Додонову он не желал вмешиваться, – пусть сама оценит, кто и чего стоит. Эти слезы после визита Додонова служили лучшим доказательством, что он, Крапивин, рассчитал верно. Конечно, было известное увлечение обстановкой и рассказами о Додонове, но это пройдет само собой, только не нужно навязываться с своею собственной особой.
Вопрос о выкупе крепостных актрис не давал покоя Крапивину. Если уж теперь помещик требует за одну Антониду Васильевну десять тысяч, то отчего ему не назначить пятьдесят, – произволу нет границ и конца. Иногда Крапивину приходила мысль обратиться к Додонову: что ему значило – выкинуть каких-нибудь двадцать тысяч! Эта сумма давила теперь антрепренера, как тяжелый камень. Были, конечно, богатые люди в Загорье, особенно в среде золотопромышленников, но как к ним обратиться, когда раскольничьи попы и начетчики считают театр бесоугодною пляской? Оставалось ждать и сколачивать средства из своих театральных грошей. А время уходит, и вместе с ним день за днем подтачиваются силы. Крапивин хватался за свои редевшие кудри и приходил в отчаяние. Недоставало только этой истории с Додоновым.
Слова Антониды Васильевны не сбылись: Додонов не оставил ее в покое. Он теперь почти каждый день являлся в спектакль и занимал свое обычное место в первом ряду. Когда был назначен бенефис Антониды Васильевны, – это был первый ее бенефис, – он послал ей за свое место тысячу рублей и букет из белых камелий.
– Я ему возвращу эти деньги… – заявляла Антонида Васильевна.
– Нет, не возвращайте, – советовал Крапивин. – Пусть они пойдут на ваше освобождение из крепостной зависимости… Додоиову не все ли равно, куда ни бросать деньги, а здесь они по крайней мере пойдут на хорошее дело.
Антонида Васильевна ничего не ответила и только задумалась. Обстоятельства так складывались, что ей точно нельзя было избавиться от Додонова. Вот и Крапивин советует взять деньги… После того, что она наговорила ему тогда, другой на его месте и носу не показал бы в театр, а он еще букет посылает. Эта настойчивость интриговала ее: может быть, Додонов и не такой человек, каким кажется. И няня Улитушка то же говорит… Приняв деньги, Антонида Васильевна сочла себя обязанной приколоть одну камелию к своему белому платью. Она была необыкновенно эффектна в этот вечер и на бесконечные вызовы пропела лучшие номера в своем репертуаре.
– Если бы я был помоложе, полковник… – повторил несколько раз генерал, подмигивая Додонову. – Ведь это брильянт!..
– Редкие камни, ваше превосходительство, требуют слишком дорогой оправы, – отшучивался Додонов.
По желанию генерала была устроена подписка, и бенефициантке поднесли несколько золотых безделушек: два браслета, брошь и серьги. После спектакля в уборной Антониды Васильевны набралось много поклонников и в том числе генерал с Додоновым. Крапивин велел подать шампанского, – пир так пир.
– В наше время пили шампанское из башмачков красавиц… – шутил генерал, чокаясь с Антонидой Васильевной.
– Как хозяйка, по русскому обычаю, я желаю вас поцеловать, ваше высокопревосходительство… – заявила бенефициантка, покраснев от собственной смелости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21