– Он высоко поднял свой огромный меч, и толпа зашлась в ликовании.
Дело закончено, союз заключен, и прежде, чем Кэтти-бри спустилась со стола, направляясь к Дриззту, было уже выпито немало меда. Проходя мимо вождя варваров, она приостановилась и бросила на него лукавый взгляд.
– Если ты солжешь… – тихонько прошептала она, убедившись, что их никто не слышит, – если ты солжешь или хотя бы только намекнешь, что переспал со мной, знай, что я вернусь и разобью тебя наголову на глазах всего народа.
Берктгар вроде как протрезвел при этих словах. А глядя на удалявшуюся Кэтти-бри и ее опасного друга, непринужденно стоявшего положив ладони на эфесы сабель, варвар протрезвел окончательно. Берктгар вовсе не хотел больше связываться с Кэтти-бри, но он предпочел бы сто раз сразиться с ней, чем один раз – с дроу.
– Ты пообещала вернуться и разбить его наголову? – когда они уже покидали поселок, переспросил девушку Дриззт, от чьего острого слуха не укрылись ее прощальные слова.
– Да, но мне бы не хотелось выполнять это обещание, – ответила Кэтти-бри, тряхнув головой. – Если бы он так не набрался меда, поединок с ним был бы все равно что прогулка в логово медведя-шатуна.
Дриззт круто остановился, и Кэтти-бри, пройдя еще пару шагов, повернулась и поглядела на него. Он смотрел на нее и широко улыбался.
– А со мной такое однажды случилось! – сказал он, и на обратном пути в горы (вскоре к ним присоединилась и Гвенвивар) Дриззту было что рассказать.
Позже, когда на небе ярко сияли звезды и горел костер, Дриззт смотрел на лежащую Кэтти-бри и слушал ее сонное дыхание.
– Знаешь, я люблю ее, – сказал дроу Гвенвивар. Пантера моргнула своими светящимися зелеными глазами, но не шевельнулась.
– Но разве я могу? – спросил Дриззт. – И дело не в памяти Вулфгара, – поспешно добавил он, подумав при этом, что его друг вряд ли был бы против. – Разве я могу? – чуть слышно повторил он.
Гвенвивар протяжно и негромко заворчала, но, если она и хотела дать понять своему хозяину что-то, кроме того, что она все понимает, Дриззт этого не разобрал.
– Она ведь не проживет столько, – тихо продолжал Дриззт. – Когда ее не станет, я все еще буду молод. – Дроу перевел взгляд с Гвенвивар на девушку, и его поразила новая мысль. – Ты же хорошо должна это понимать, мой бессмертный друг, – сказал он. – На каком витке твоей жизни умру я? Скольких еще хранит твоя память, как будет хранить и меня, моя Гвенвивар? А сколько их еще будет?
Дриззт прислонился спиной к камню и посмотрел на Кэтти-бри, а потом поднял взор к небу. Его размышления были печальны, но они же несли покой, как извечное коловращение времен, как чувства, пережитые сообща, как память о Вулфгаре. Дриззт унесся мысленно в небо, туда, где раскинулось звездное покрывало и где его невеселые думы развеял неутомимый ветер.
Во сне он видел друзей, своего отца Закнафейна, свирфа Белвара, капитана Дюдермонта, чудесный корабль «Морская фея», Региса и Бруенора, Вулфгара – и Кэтти-бри.
Никогда еще сны Дриззта До'Урдена не были спокойнее и приятнее.
Гвенвивар некоторое время смотрела на дроу, потом положила громадную голову на лапы и закрыла зеленые глаза. Дриззт был прав во всем, кроме того, что воспоминания о нем поблекнут в грядущих столетиях. За прошедшее тысячелетие у Гвенвивар и правда сменилось множество хозяев, большинство из них были добры, некоторые порочны, если не сказать больше. Кого-то пантера помнила, кого-то – нет, но Дриззт…
Темного эльфа, отрекшегося от своего народа, пантера будет помнить всегда, потому что он обладал твердым и добрым сердцем и преданность его была столь же нерушима, как и преданность Гвенвивар.


Часть II
Наступление Хаоса

Долго еще потом барды всех Королевств называли это время Смутным, временем, когда боги были изгнаны с небес, а их воплощения жили среди смертных. Время, когда были похищены Скрижали Судьбы и Ао, Владыка Богов, разгневался, когда волшебство стало непредсказуемым и когда, как следствие, разрушились все общественные и религиозные построения, часто держащиеся на магии.
От фанатичных жрецов я слышал много рассказов об их встречах с воплощениями богов, полубезумные истории разных людей, уверявших, что своими глазами лицезрели бессмертных. В это Смутное Время многие обратились к религии, утверждая, что обрели свет и истину, сколь бы извращенными они ни были.
Я не оспариваю их притязаний и не стану говорить, что встречи с божеством – выдумка. Я только рад за тех, кто посреди всеобщего хаоса нашел какую-то опору, стал богаче внутренне; всегда радостно за человека, обретшего духовное руководство.
Но как же вера?
Как же преданность и верность? Полное доверие? Вера не нуждается в вещественных подтверждениях. Она исходит из души, из глубины сердца. Когда доказательство существования бога становится необходимым, то духовное низводится до чувственного, а то, что должно быть свято, становится всего лишь логичным.
Я прикасался к редкому, бесценному зверю – единорогу, символу богини Миликки, царящей в моей душе и в моем сердце. Это случилось еще до наступления Смутного Времени, но все же, будь я таким же, как те, кто утверждает, что видели живого бога, я мог бы заявить то же самое. Я мог бы сказать, что прикасался к Миликки, что она явилась мне на той чудесной просеке в горах неподалеку от Перевала Мертвого Орка.
Конечно, единорог не был Миликки в прямом смысле, но все же это была она, так же как она являет себя в восходе солнца и смене времен года, в птицах и белках, в могучем дереве, что видело расцвет и закат веков. Как и в листьях, гонимых осенним ветром, в снеге, что толстым одеялом лежит в глубоких холодных горных долинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102