— Я думаю… возможно… сейчас мне лучше уйти…Вада чувствовала робость и неуверенность. Ее смущали голые плечи и то, как странно Пьер на нее смотрел.Вдруг она подумала о своей матери и тут же оттолкнула Пьера. Он отпустил ее.Девушка сделала несколько шагов в сторону и, подняв руки к вороту платья, попыталась застегнуть пуговицы, которые Пьер расстегнул.Он стоял, молча наблюдая за ней, его глаза искрились. Затем сказал почти резко:— Подойди сюда! Я хочу тебя кое о чем спросить.Медленно, со страхом в глазах, Вада подчинилась, и, когда подошла к нему ближе, Пьер протянул к ней руку, взял за подбородок и повернул ее лицо так, чтобы на него падал свет лампы.— Скажи мне, Вада, — прозвучал его низкий голос, — ты когда-нибудь до этого бывала в холостяцких квартирах?— Н-нет… никогда.— Но тебя целовали?Вопрос прозвучал как обвинение.Глаза Вады вспыхнули, щеки запылали.— Только вы…— Тогда почему ты мне позволила?— Я не думала… я не знала…— Не знала — что?— Что поцелуй может быть таким прекрасным! Как поэзия и музыка, которую мы только что слышали.Пальцы Пьера все еще держали ее подбородок. Он смотрел в глаза Вады.— Ты можешь поклясться, что это правда?— Клянусь! А с какой стати мне тебя обманывать? — глядя прямо ему в глаза, спросила Вада.— Ты так молода! — сказал Пьер, словно самому себе. — Ты так упоительно молода! Можно сразу потерять голову.Он убрал руку с ее подбородка и поднял шифоновый шарф, который упал на пол, когда он обнял девушку.— Пошли! Я отвезу тебя в «Мерис».Его голос звучал твердо и резко. Пьер подошел к двери, открыл ее, и Вада прошла вперед.Она стояла в нерешительности, смущенная, на небольшой площадке перед студией. Пьер, закрыв дверь на ключ, стал спускаться по лестнице впереди нее.Вада последовала за ним, чувствуя, что произошло что-то странное. Она никак не могла понять, почему экстаз, который они оба испытывали, исчез, будто отключился, как свет, и сразу, казалось, наступил сплошной мрак, и их окутал туман неуверенности.Они спустились с верхнего этажа на улицу, и Пьер увидел вдалеке карету, запряженную только одной лошадью. Она тащилась так медленно, словно устала за день.На, пронзительный свист юноши кучер оглянулся и остановил экипаж.— Нам здорово повезло, — почти безразлично, как отметила про себя Вада, произнес Пьер.Они шли рядом быстрым шагом, спеша к остановившемуся экипажу. На этот раз Пьер не взял Валу за руку, как делал раньше, а открыв дверцу, помог ей войти внутрь.Он сказал кучеру, куда ехать, и лошадь тронулась, быстро застучав копытами по мощеной улице в сторону моста Нотр-Дам.Вада сидела прямо, положив руки на колени. Она ясно представляла себе, как Пьер сейчас вжался в угол кареты, намеренно подальше от нее. Они уже проехали значительное расстояние, а он все молчал. Наконец Вада нарушила затянувшуюся паузу и спросила, едва не всхлипывая:— Ты сердишься на меня?— Нет, нисколько.— Тогда почему ты везешь меня в гостиницу?— Ты же не захотела остаться.— Мне жаль, что так произошло.— Ты действительно сожалеешь? Но прежде чем Вада смогла ответить, он сказал совершенно другим тоном:— Нет! Я не справедлив. Ты права, ты абсолютно правильно сделала, что остановила меня.— Глупо было с моей стороны… пугаться.— Это было очень благоразумно! — возразил ей Пьер.Возникла тишина. Затем Вада нерешительно спросила:— Ты пригласишь меня снова куда-нибудь? После паузы, которая показалась ей слишком длинной, Пьер ответил:— Завтра я уезжаю. Мне нужно съездить за город, взять для «Плюма» интервью у художника, о котором я пишу статью. Если ты еще будешь в Париже, когда я вернусь, с удовольствием навещу тебя.Вада до боли сжала пальцы. Он, конечно, сердится на нее. Таким официальным тоном он не разговаривал с ней ни разу за весь вечер, а теперь еще и уезжает. Может быть, она его уже никогда не увидит.— Пожалуйста… — Вада невольно потянулась к Пьеру. — Пожалуйста… я не понимаю… что я такое сделала, почему ты сердишься на меня?Пьер смотрел прямо перед собой, не оборачиваясь. Она ждала ответа, глядя ему в лицо, ясно различимое при свете уличных фонарей. Пьер медленно повернул к ней голову.Он увидел ее обеспокоенность, умоляющее личико, обнял и привлек к себе. Вада снова оказалась в раю: Пьер больше не гневается на нее. Она уткнулась лицом в его плечо и, все еще не понимая, что произошло, сказала:— Мне очень, очень жаль, что испортила тебе вечер!Она почувствовала, как напряглась его рука, когда она продолжила:— Это самое прекрасное и удивительное из того, что со мной когда-либо происходило!— Ты говоришь это серьезно? — спросил Пьер.— Как я могу убедить тебя? Теперь я знаю, что никогда в жизни не была так счастлива! Помолчав, Пьер проговорил:— Послушай, Вада, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. Поклянись чем-нибудь для тебя святым.Девушка вопросительно подняла к нему свое ЛИЦО.— Что именно? — спросила она шепотом, испугавшись серьезности его тона.— Ты должна мне поклясться, что никогда, ни при каких обстоятельствах не войдешь одна в холостяцкую квартиру или в дом к мужчине, — ни днем, ни тем более ночью.— А что дурного в том, что мне захотелось увидеть твою студию? — удивилась Вада.— Скажем, это было не благоразумно и не должно повториться, особенно в Париже.— Но почему?Пьер не ответил сразу на ее вопрос, и Вада решила, что он тщательно подбирает слова. Затем он сказал:— Я напугал тебя немного, но ты можешь испугаться еще сильнее, если окажешься с кем-то другим, кто не отвезет тебя домой, когда ты захочешь уйти.— Ты имеешь в виду, что он будет продолжать… целовать меня?— Да, это может случиться и, кроме того, кое-что еще…— Что значит — «кое-что еще»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57