— Перебьешься, милок, — Анна Григорьевна спрятала шоколад в сундук. — Тебе собственного жиру на месяц хватит.
— Тепло и мухи не кусают, — Белухин расстегнул полушубок. — На совет, мужики! Илья, командуй, кому слово.
Шельмец вдруг зарычал и подался к двери.
— Вот и первый оратор! — обрадовался Солдатов. — Докладывай, Шельмец.
— Как бы не так… — Белухин прислушался. — Дверь за собой хорошо прикрыл, Михаил Иваныч?
— На засов, — ответил Зозуля. Он подошел к окошку, дохнул на стекло, протер рукавом и жестом подозвал Гришу.
— Батюшки… — прошептала Лиза.
— Медведь! — прильнув к окошку, закричал Гриша. — Какой огромный! Зоя, настоящий медведь!
— Эй, посторонись! — Кулебякин спрыгнул с верхних нар, схватил топор.
— Не суетись, — Белухин крепко взял его за руку. — Илья, где твоя пукалка?
Наружная дверь затрещала, от мощного толчка избушка, казалось, покачнулась. Лиза вскрикнула, а Невская бросилась к брату и оттащила его от окна.
Анисимов вытащил пистолет и стал у дверей сбоку.
— Ворвется, стреляй в ухо или под лопатку, — сказал Белухин. — Или дай мне, у меня рука верней.
— Ничего, я сам.
Белухин, надев рукавицу, достал из печки тлеющую головешку и стал рядом.
От сильного удара дверь, видимо, сорвалась с петель.
— Мама родная… — обмерла Лиза.
Все притихли, только Шельмец надрывался от лая. Анисимов поднял пистолет.
— Не стреляйте! — вдруг закричал Зозуля. — Это жестоко и бессмысленно, даже опасно! Раненый медведь…
— В ухо или в лопатку, как сподручней, — напомнил Белухин, отмахнувшись от Зозули.
— Его нельзя провоцировать! — кричал Зозуля. — Илья Матвеич, ни в коем случае не стреляйте!
— Погоди орать! — оборвал его Белухин. — Заснул он там, что ли? Не видать из окошка?
Гриша вырвался из рук сестры, подбежал к окошку.
Тут, под тяжелыми шагами затрещала крыша, с потолка посыпалась труха.
— Ждешь, пока избу развалит? — набросилась на мужа Анна Григорьевна.
Белухин схватил горсть заготовленных для освещения лучин и швырнул их в огонь, потом еще и еще. Донесся рев, по крыше снова прогромыхало, послышался тяжелый шлепок, и все стихло.
— В морду полыхнуло, — удовлетворенно сказал Белухин. — Очень они этого не любят, когда, дымом в морду. Цыц, Шельма, побереги горло!
— Дверь цела, — доложил из сеней Кулебякин. — Треснула только.
— Зоя, смотри, как он бежит! — восторженно кричал Гриша, не отрываясь от окна. — Какой огромный!
— Не такой уж и огромный, — успокоение проговорил Зозуля, присаживаясь рядом с Гришей. — Самец-трехлеток, по-видимому. Ширина следа сантиметров под двадцать пять, не так ли, Николай Георгиевич?
— Пожалуй, — сказал Белухин. — Зверь средний.
— Чтоб он провалился, — в сердцах пожелала Лиза. — Думала, умру от страха.
— И я, — обнимая Лизу, призналась Невская. А он не может вернуться?
— Дима, взгляни, не оставил ли он там записки? — дурашливо выкрикнул Солдатов.
— Огромный! — не мог остыть от пережитого волнения Гриша. — Михаил Иванович, а мне показалось, что он больше трех метров.
— Ну, это показалось, — снисходительно сказал Зозуля. — Метра два с половиной, не больше.
— Но ведь все равно огромный! — настаивал Гриша. — И как здорово, что мы его не убили!
— К сожалению, не все это понимают, — обращаясь как будто бы к Грише, с вызовом сказал Зозуля. — Бывает, что иные люди обдуманно и хладнокровно лишают жизни этого в общем и целом безобидного для человека зверя.
— Безобидного? — возмутилась Анна Григорьевна. — А если б дверь выломал, ты бы ему лекцию читал или за ухом чесал?
— Во-первых, — менторским тоном возразил Зозуля, — дверь он все-таки не выломал, а во-вторых, если бы даже это и сделал, у нас не было никакого морального права столь жестоко наказывать зверя за любопытство.
— Мишка просто хотел познакомиться, — вставил Белухин, — так, мол, и так, не имеется ли у вас, граждане, чего пожрать, а то неделю не емши.
— Николай Георгиевич, — с упреком вымолвил Зозуля, — вы не хуже меня знаете, что медведь нападает на человека в исключительных случаях и лишь тогда, когда принимает его за нерпу.
— Теперь понятно! — Белухин хлопнул себя по лбу. — Мать, помнить, как на Голомянном мишка тебя в торосы потащил? За нерпу принял!
— Какой кошмар! — ужаснулась Невская.
— Я тебе покажу нерпу, старый морж, — пригрозила Анна Григорьевна.
— Мы все подобные случаи регистрируем, — оживился Зозуля. — В какое время года произошло нападение?
— Весной, как раз под Восьмое марта, — Белухин прищурился. — С женским днем решил поздравить.
— Остается порадоваться, что все хорошо закончилось, — Зозуля придал своему лицу сочувственное выражение.
— Как для кого, — усмехнулся Белухин. — Про медведя я бы этого не сказал.
— Вы его… убили? — Гриша затаил дыхание.
— Ну, так уж сразу и убил, штраф за это положен, голубчик. За что его убивать? Природа его такая: видит, нерпа из бани выходит…
— Язык оторву! — пообещала Анна Григорьевна.
— Ну, а что дальше? — настаивал Гриша.
— Дальше? — Белухин наморщил лоб. — Вспомнил. Подошел я к нему, стал совестить, некультурно, брат, поступаешь, паспорт, если хочешь, могу показать, баба она, а не нерпа.
— Не слушай его, брехуна, — заулыбалась Анна Григорьевна. — Жаканом он ему объяснил, Гришенька, под самую лопатку.
— В данном случае это была самозащита, — решил Гриша. — Что ж, жизнь человека дороже.
— Однако медведь занесен в «Красную книгу», — сухо напомнил Зозуля. — Я, конечно, не берусь судить, была ли ситуация критической, но…
— Это не медведей, а полярников нужно заносить в «Красную книгу», — сердито сказала Анна Григорьевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68