Без привычки, однако, по мягкой тундре ходить трудно, пружинит, а олень — зверь пугливый, подбираться к нему следует осторожно, поползли. Уже удовольствие не то, пыхтят, а нас смех берет — еще те пластуны! Убили, однако, трех оленей, привязали туши на шесты и понесли. А ноги вязнут, и налегке идти — труд, а тут еще с таким грузом. Через километр бабоньки выдохлись — уже не только оленей нести, сами идти не могут. Лежат, на нас смотреть не интересуются — отдыхают. Пришлось мужикам челночные операции делать: одного оленя перетащим, за другим возвращаемся. Обратная дорога была совсем плохая, от сгонного ветра с тундры фарватер сильно обмелел, и опасные участки стало проходить сложно, а потом заштормило и заглох мотор, ребята баграми от скал отталкивались, а крутая волна все подхватывает и швыряет. Словом, бабоньки наши совсем притихли и посинели. Когда дошли — не только оленей, но и охотниц на руках выносили измученных. Смеху было! Потом, как спрашивали: «Пойдем, бабоньки, на охоту?» — не реагировали, делали вид, что не слышат.
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Половину наврал, старый черт.
ГРИША. Дядя Коля прав, охота — не женское дело.
ЛИЗА. Значит, на кухню, бабы, и не высовываться, да? Бедный мой муженек, голодный будет сидеть.
КИСЛОВ. Это какой муженек попадется. Другой возьмет за воздухопровод, подержит — сама побежишь картошку жарить.
ИГОРЬ. Не то время, современная женщина — человек гордый и независимый. Думаю, что с Лизой такой фокус не пройдет.
СОЛДАТОВ. А ты подхалим… подхалим! Правда, Лиза?
ЛИЗА. Подхалим и есть. Ты нас, Игорек, не защищай, мы дуры. Тысячу лет добивались равноправия и добились на свою голову. Хорош у меня дом будет, если я по десять часов из операционной не выхожу.
НЕВСКАЯ. Независимость дороже. Ты ведь сама ни за что не променяешь операционную на кухню.
ЛИЗА. Верно, подружка. И все равно мы дуры. Послать бы нам подальше это равноправие и засесть дома — вот бы они взвыли! Никуда не денутся, прибегут и запоют под окнами серенады.
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Рожать бы они попробовали… умники!
СОЛДАТОВ. За это не берусь, разве что содействие кому оказать, товарищескую помощь.
ГРИША. Но ведь у вас нет медицинского образования… Зоя, я снова что-то не так сказал?
НЕВСКАЯ. Я тебе советую помолчать.
ГРИША. Когда молчишь, все время о еде думаешь.
КИСЛОВ. А кто брехал, что голод для организма полезен?
ГРИША. Доктор Брэгг, Но я теперь с ним не согласен.
НЕВСКАЯ. Принципы, Гриша, не меняют, как перчатки.
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Медицинского образования… Ой, уморил, Гришенька.
НЕВСКАЯ. Вот мы смеемся, а им каково сейчас?
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Уморил… Это кому?
НЕВСКАЯ. Илье Матвеевичу и Диме. Холодно, темно, страшно…
БЕЛУХИН. Обычное дело, однако.
СОЛДАТОВ. Скоро менять их будем. А за нас с Захаром тоже будете волноваться?
НЕВСКАЯ. Конечно, Слава.
СОЛДАТОВ. И смотреть на нас так же будете?
НЕВСКАЯ. Не понимаю.
СОЛДАТОВ. Ну, как на Матвеича, когда он уходил,
НЕВСКАЯ. Что за глупость!
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Это, Слава, заслужить надо, чтобы на тебя смотрели.
ЛИЗА. Все мы хороши; мужики небритые, бабы неухоженные, слава богу, зеркала нет. Один только Игорек и ласкает глаз. Ой, прилетим в Тикси, что я с ним сделаю!
БЕЛУХИН. Смотри, паря, охомутают.
ИГОРЬ. Если хомутом будет Лиза…
ЛИЗА. Ты бы еще сказал — оглоблей! Не собираюсь я тебя хомутать, просто выйду замуж, если очень попросишь, и все. Но учти, Игорек, меня долго будешь добиваться, железное терпение нужно иметь.
ИГОРЬ. Тогда ничего не выйдет. Я ведь магнитолог, в магнитный павильон с металлом входить нельзя.
НЕВСКАЯ. Тише, пожалуйста, тише!
БЕЛУХИН. Падера силу набирает, дочка.
НЕВСКАЯ. А мне показалось — самолет.
БЕЛУХИН. Не расстраивайся, выручат. В Арктике так положено — выручать.
НЕВСКАЯ. Но когда, когда?
БЕЛУХИН. Когда время придет. Ты небось Библию и в руках не держала, а там про это написано.
НЕВСКАЯ. Нет, не доводилось.
БЕЛУХИН. Дед нам вслух читал и ложкой по лбу бил, кто зевал. Там и было сказано: время плакать и время смеяться, время любить и время ненавидеть, время ждать и время садиться в самолет.
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Не было тогда самолетов, старый брехун.
БЕЛУХИН. По-твоему, пешком, что ли, тогда передвигались? Ковры-самолеты были, летающие тарелки.
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Вот так он всю жизнь и морочит людям головы. Не знаю, за что его терплю.
ЛИЗА. Счастливая ты, тетя Аня.
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Велико счастье!
БЕЛУХИН. Но не так уж и мало, девяносто три кило живого весу.
ГРИША. Я вдруг понял, почему женщины пошли в Арктику.
ЛИЗА. Наконец-то узнаю! Почему же, Гришенька?
ГРИША. Потому что этого потребовали законы природы. Все в мире должно быть уравновешено: приливы и отливы, циклоны и антициклоны, мужчины и женщины. К тому же мужчины без женщин глупеют, а женщины без мужчин дурнеют.
НЕВСКАЯ. Ты стал слишком болтливым.
ГРИША. Ты сама так говорила, я просто повторил твои слова.
НЕВСКАЯ. И напрасно, ты не попугай.
СОЛДАТОВ. Схватил тройку с минусом за поведение?
ЗОЗУЛЯ. По существу, Гриша рассуждает весьма здраво: именно законы природы. Медведь, например, иногда проходит тысячу километров в поисках самки, а…
АННА ГРИГОРЬЕВНА. Фу ты, сравнил!
ЗОЗУЛЯ. Простите, естественная аналогия. Однако мне хотелось бы, Зоя Васильевна, поздравить вас с оригинально и не по летам мыслящим братом. Чувствуется ваше влияние.
ЛИЗА. Вот и Михаил Иваныч докатился до комплиментов! Посидим здесь сутки, он и в любви тебе признается.
ЗОЗУЛЯ. Елизавета Петровна… И вы, и Зоя Васильевна мне в дочери годитесь.
ЛИЗА. Таких больше всего и любят, которые в дочери годятся.
ЗОЗУЛЯ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68