– Откуда ты это взяла?– Джулиус что-то почуял, когда там проходил.– Ты смеешься: фотографии по меньшей мере двадцать лет!– Не двадцать, а сорок: она была снята в сороковые годы. Такими фестончиками фотографии не обрезают с пятидесятого. Для подтверждения можно было бы, конечно, проанализировать состав солей – они ведь разлагаются со временем.Ну и ну! Не сестричка, а криминалистическая лаборатория!– Но один вопрос остается, Бен.– А именно?– Джулиус ведь не в первый раз заходил за тобой вечером в Магазин?– Нет. А что?– Почему припадок с ним случился именно в тот вечер?Тотчас же вспоминаю сердитого мента с мохнатыми бровями, который запретил мне выйти через столовую и приказал спуститься по эскалатору.– Потому что обычно мы выходили другим путем. Там мы шли в первый раз.– Скажи, это с ним случилось в отделе игрушек?На этот раз я и вправду смотрю на нее с некоторым испугом.– Откуда ты знаешь? Я тебе этого не говорил!– Смотри.Снова красный фломастер отправляется в путь по высветленному отпечатку и как бы сам собой обрисовывает мощную фигуру, чуть косо вздымающуюся к потолку. Две другие линии намечают складку колпака и очертания бороды. Это один из гипсовых рождественских дедов, которые вот уже сто с лишним лет безотказно поддерживают этажи Магазина над отделом игрушек.– Таких ведь больше нигде нет, правда, Бен?(Крупный план, говорящий снимок…)– Это все, Клара?– Нет, не все. Леонар был не один.– Ясно, что был еще кто-то, кто его фотографировал.– Он и еще несколько человек.Красный фломастер выявляет силуэты троих или четверых в темных глубинах старой фотографии. Возможно, что есть еще, но за кадром.О'кей, девочка, на сегодня хватит. Спрячь хорошенько все это хозяйство, а я завтра же отдам карточку Тео, чтобы он отослал ее в полицию. 28 – Исключено! Я лучше подохну.Он так кричит, несмотря на желание сдержаться, и так хлопает при этом вилкой о тарелку, что клиенты за соседними столиками вздрагивают и оборачиваются.– Тео, ты что, совсем спятил? Смотри, тарелку разбил!– Оставь меня в покое, Бен, не отдам я эту фотку ментам!Сельдерей в горчичном соусе растекается, как цементный раствор, по скатерти в красную клетку.– Ты понимаешь, чем мы рискуем?Он потихоньку пытается соединить две половинки тарелки. Сельдерей в данном случае облегчает ему эту задачу, приклеивая тарелку к скатерти.– Ты-то ничем не рискуешь: выкинь к такой-то матери Кларины отпечатки – и дело с концом. А что касается меня…Быстрый взгляд в мою сторону.– Это мое дело.Он произнес это сквозь зубы, зловещим шепотом, пряча фотографию в бумажник. Теперь я смотрю на него удивленно и адресую ему тот же вопрос, который он задал мне неделю назад:– Тео, ты не замешан в этой истории с бомбами?– В таком случае я бы не стал тебе показывать эту карточку.Он сказал это как нечто само собой разумеющееся, и я тут же понял, что так оно и есть. Если бы он имел отношение к этому делу, он не стал бы совать мне под нос такую улику, впутывая тем самым и меня.– Но ты знаешь, кто этим занимается? Ты его покрываешь?– Если бы я знал, кто этот мужик, я бы его представил к ордену Почетного легиона. Бастьен, принеси мне другую тарелку – я разбил свою.Бастьен, здешний шестерка, нагибается над нашим столиком и скалит зубы:– Что, семейная сцена?Вот уже месяца три, как этот придурок принимает нас за педерастическую пару.– Закрой пасть и принеси мне нормальную тарелку! Без сельдерея! Какой оголтелый француз придумал сельдерей в горчичном соусе, ты можешь мне сказать?Бастьен тем временем вытирает столик. Получив отповедь, он огрызается:– Не нравится – не заказывай!– А любопытство – ты слышал когда-нибудь про такое? Исследовательский инстинкт! Бывают в жизни моменты, когда хочешь убедиться в чем-то собственными глазами. Или, по-твоему, нет?Все это произносится с нескрываемой злобой.– Так да или нет? Ладно, принеси порцию порея в уксусе.В кадре толстая задница Бастьена, который, ворча, уходит.– Тео, ну почему ты не хочешь отослать карточку в полицию?Он переносит всю злость на меня и, еле сдерживаясь, чтобы не послать меня подальше, спрашивает:– Ты газеты иногда читаешь?– Последняя была та, где на первой полосе фотографии Леонара.– Так вот, тебе повезло – ты ухватил первый выпуск. А второй уже изъят.– Изъят? Почему?– Семья покойного подсуетилась. Вторжение, понимаешь, в частную жизнь. Позвонили куда надо, и через два часа все экземпляры были изъяты из продажи. После чего они подали в суд на газету и сегодня утром выиграли процесс.– Так быстро?– Так быстро.Неслышными шагами подкатывается толстый Бастьен, и на столе возникает порей в уксусе.– Хорошо, но какая связь? Почему ты все-таки не хочешь отдать карточку?Он смотрит на меня как на полного идиота.– У тебя в голове сельдерей в горчичном соусе или что? Бен, ты что, не понимаешь, что эти лощеные гады могут все? Один телефонный звонок – и пожалуйста, полиция конфискует газету, которая решилась напечатать фотки этого козла, дрочащего в кабине. (Это-то ты, надеюсь, понял, что они изображают, эти снимки?) Затем иск, суд, и газета платит по максимуму. А теперь, по-твоему, что произойдет, если я пошлю карточку легавым?– Они замнут дело.– Правильно, указание сверху – и все. Ты, я смотрю, еще что-то соображаешь. Хочешь, расскажу, что будет дальше?Он внезапно наклоняется над столиком, и кончик его галстука оказывается в тарелке.– А будет вот что: заполучив это бесценное доказательство, легавые сообразят главное – мотив преступления. До сих пор они воображали, что имеют дело с психом, которому все равно, кого убивать. А теперь они будут знать. Будут знать, что существует кодла изуверов-сатанистов, которая когда-то устраивала–а может, и сейчас устраивает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61