Хью сразу решил копировать своего героя Патрика Батлера, думать, говорить и действовать точно так же, как он. Возможно, решение неразумное, однако он его принял. Толстенький человечек бросил и раздавил каблуком сигарету.
— Да, — подтвердил он хриплым, пропитым, прокуренным голосом, — я лорд Саксемунд. И еще раз спрашиваю, — пропыхтел он, — а вы кто такой?
Пока лорд Саксемунд оглядывал ванную, можно было не отвечать. Он еще сильней побагровел, открыл рот и бешено заорал:
— Кто спал в моей постели? В моей пижаме! Кто взял мое специальное мыло для бритья? Кто… кто…
Спокойно добривавшийся Хью холодно заметил:
— Дорогой сэр, вы произвели бы большее впечатление, если бы не ревели, как один из трех медведей — ну, из той сказки…
Глаза толстяка полезли на лоб.
Потом он проговорил хриплым, грозным, басовитым голосом:
— Сейчас вы увидите, молодой человек, что я гораздо хуже трех медведей. Отвечайте немедленно: кто вы такой?
Тут терпение Хью лопнуло с громким шумом.
Нескольких цивилизованных объяснений (исключая доставку домой в стельку пьяной дочери лорда Саксемунда) было бы вполне достаточно для благополучного исхода дела.
Проблема заключалась в бритье. Ничто так не бесит и не отвлекает бреющегося мужчину, чем вопросы, задаваемые в тот момент, когда бритва обходит скулу. Это угнетает его, раздражает, внушает желание завопить во все горло.
— Я друг Патрика Батлера, — отчеканил Хью, ополаскивая бритву. — А он намерен показать вам кузькину мать. Надеюсь, вам об этом известно?
— Батлер? Этот пустозвон?
— Пустозвон? Вы когда-нибудь слышали, чтобы он кому-нибудь угрожал, не имея возможности исполнить угрозу?
— Батлер? Да вы рехнулись! Я вернулся нынче утром именно потому…
— Однако вы все же испугались, не так ли? Поэтому придержите язык, отец Билл, прежде чем угрожать людям!
Возникла короткая пауза. Слышалось лишь тяжелое дыхание.
— Кто такой отец Билл? — еще тише спросил лорд Саксемунд. — Кто говорит про отца Билла?
— Я, — ответил Хью, подняв голову и взглянув собеседнику прямо в глаза. — И что вы собираетесь делать?
— Увидите своими глазами, молодой человек, как только я доберусь до телефона.
— Папуля! — прозвучал вдали звонкий укоризненный голос.
Разумеется, это была Пэм, стоявшая в нескольких шагах за дверью ванной, задрав подбородок.
Трудно было судить, кто такой лорд Саксемунд, ибо на пару секунд он перестал быть рассерженным хозяином дома и дергающим за ниточки злодеем. Золотые часы в жилетном кармане ходили ходуном от тяжелого дыхания. Старые романисты сказали бы сейчас о его невинной овечке, свете его очей.
— Пэмми… — выдохнул он.
Такого мерзкого имени Хью еще никогда в жизни не слышал.
Нынче утром Пэм определенно выглядела совсем иначе.
В шлепанцах вместо туфель на четырехдюймовых каблуках она оказалась даже невысокой. Густые светлые волосы были тщательно расчесаны, лицо почти не накрашено, лишь немного пудры и губной помады, и больше никаких прикрас, кроме легкого высокомерия. Хью ничего другого не выявил в ходе анализа, пока не сообразил, что она плотно кутается в просторный шелковый тонкий халат с синими драконами, под которым, как хорошо было видно, ничего больше нет.
— Папуля! — повторила она. Лорд Саксемунд только вздохнул.
— Я его люблю-ю, — объявила Пэм, зардевшись и потупив глаза. — Он не даст за меня даже фа-артинга, но я его люблю-ю.
Лорд Саксемунд посмотрел на дочку, на Хью и потерял рассудок.
Вот в чем проблема с овечкой. Возникают эмоциональные сцены, в которые простые смертные не способны поверить.
— Ты… с ним была вчера вечером, да? Ох, боже, за что мне такое несчастье? — взвыл лорд Саксемунд. — Мы с матерью уехали на несколько дней, и мне пришлось вернуться по делу… Ты была с ним вчера вечером, да?
— Да-а, — холодно подтвердила Пэм. Лорд Саксемунд рванулся к ней.
— От тебя коньяком разит! — рявкнул он. — Да-да, детка, несмотря на все твое душистое мыло и дорогущие полоскания, коньяком несет! — Он перевел взгляд с Пэм на Хью, вдруг заметил, как они одеты, и сменил тон на трагический, даже жалобный. — Он тебя напоил, да? Заставил напиться… Поганый мерзавец вливал в бедный невинный ротик стакан за стаканом? А потом… а потом…
— Папуля! В жи-изни не слы-ышала таких га-адостей…
Лорд Саксемунд резко повернулся к Хью.
— Я убью тебя, — почти спокойно объявил он. — Ты погубил мою дочь. Двух пенсов за нее не дашь, а навлек беду и бесчестье на наши с матерью седые головы!
— Кто говорит, что не дам? — прогремел Хью, тоже теряя голову.
— Я тебя…
— Папуля! — взвизгнула Пэм, выпрямляясь. — Сейчас же прекрати молоть чепуху-у. Дай мне его послушать. Вроде бы он сказа-ал…
— Задушу собственными руками, — продолжал совсем обезумевший лорд Саксемунд. — Собственными руками, — подтвердил он, взмахнув ими. — Задушу…
Совершенно потеряв над собой контроль, Хью с размаху швырнул бритву в раковину.
— Теперь я вас предупреждаю! — крикнул он. — Держитесь от меня подальше, старый пень, эгоист, сумасшедший! Держитесь подальше!
— Что? — отозвался лорд Саксемунд. — Хочешь, чтоб я держался от тебя подальше? Почему это?
— Потому что я не хочу вас калечить, а здесь слишком тесно, можно ушибиться. Поэтому помогите мне…
— Я убью тебя! — завопил разъяренный отец, бросившись на него.
И совершил прискорбную ошибку.
Ради справедливости надо отметить, что взлетевший в воздух лорд Саксемунд ударился в стеклянную перегородку высотой до потолка не головой, а ногами.
Тонкое стекло треснуло, разлетелось вдребезги. Лорд Саксемунд, упав в ванну спиной к прочим участникам сцены, не получил ни единой царапины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68