Капитан Бенуа застрелился?
– Боюсь, что да. А в чем дело?
Стюард облизнул губы.
– Очень сожалею, но я, должно быть, сжег его предсмертную записку.
В гробовом молчании Г.М. закрыл бритву и положил ее на полку над умывальником.
– Она была в мусорной корзине! – оправдывался стюард. – Я убирал в каюте и стелил постель во время обеда. Она лежала там. – Он указал на корзину у стола. – Она не была разорвана, но что еще я мог сделать, кроме того, как выбросить ее, раз она находилась в корзине?
– Минутку, сынок. – Г.М. вынул изо рта потухшую трубку и спрятал ее в карман. – Что было в мусорной корзине?
– Записка, сэр. На судовом бланке, подписанная капитаном Бенуа.
– Вы нашли ее?
– Да, сэр, но не мог прочитать. Она была написана по-французски. Могу лишь сказать, что записка была адресована коммандеру Мэттьюзу. Сверху было написано большими буквами: «Мусью ле капитан „Эдвардик“…»
– И она лежала в мусорной кор… – Лицо Г.М. сохраняло деревянное выражение, хотя грудь бурно вздымалась.
Подойдя к двери, он нажал кнопку электрического вентилятора. Послышалось жужжание, и вентилятор начал делать мерные движения из стороны в сторону. В коробке с печатями Бенуа лежало несколько листов бумаги. Г.М. положил один из них на край стола. Сильный поток воздуха, создаваемый вентилятором, поднял бумагу в воздух. После минутного порхания она скользнула вниз, задела ободок мусорной корзины и упала на ковер.
– Понятно, – пробормотал стюард. Все стояли неподвижно, как манекены, глядя на бумагу. – Если бы та бумага упала на пол, у вас была бы предсмертная записка бедного джентльмена.
– Предсмертная записка! – презрительно фыркнул Г.М., но вовремя сдержался. – Где эта бумага сейчас, сынок?
– Боюсь, что в печке.
Где-то в коридоре послышался женский крик.
Выражение лица Г.М. нельзя было назвать приятным.
– Не знаю, что это было, – сказал он Максу, – но если бы я решил облачиться в мантию пророка, то мог бы сделать интересное предположение. Наш приятель Хупер рассказывает о своем приключении. Если он начал распространять панику среди экипажа… – Г.М. повернулся к стюарду: – Это все, сынок. Вы не виноваты. И вам незачем об этом помалкивать. Француз оставил записку и застрелился, а записку случайно уничтожили. Тут нет никакого секрета. Можете идти.
Некоторое время Г.М. и Макс прислушивались, но крик не повторился. Море начало волноваться, и качка усилилась. Яркие занавески иллюминатора натягивались, как флаги на ветру, и расслаблялись вновь. Каюта словно стучала зубами.
– Правда… – проворчал Г.М., указывая на мусорную корзину. – Может быть, вся правда, тщательно написанная предусмотрительным Бенуа и выхваченная у нас из-под носа, когда… Что за книгу читал Бенуа?
– «Унесенные ветром», – ответил Макс и засмеялся впервые с тех пор, как сел на корабль.
Глава 14
Двумя ночами позже они вошли в зону действия субмарин. В понедельник утром погода была жуткая. Шквалы постепенно перешли в постоянный северо-восточный ветер с дождем и снегом. Спасательные шлюпки пришлось дополнительно укрепить и плотно закрыть брезентом, иначе их бы снесли или разбили тридцатифутовые волны. Вращающийся стул скрипел под Гризуолдом, подсчитывающим ущерб в виде разбитой фаянсовой посуды. Пассажиров снова в той или иной степени поразила морская болезнь, поэтому в понедельник вечером только Латроп и Макс приплелись в ресторан. Во вторник вечером он был пуст.
К утру среды буря унялась, и стало возможным ходить по коридорам не теряя равновесия. Было пасмурно и холодно. Над свинцовым морем слышались пронзительные крики чаек. Около восьми их обогнал другой лайнер, следующий в том же направлении и казавшийся серым и безликим, словно корабль-призрак. Мигающие сигналы с капитанского мостика сообщили азбукой Морзе, что это «Андалусия» – один из самых роскошных лайнеров компании «Уайт плэнит». Стюарды, стоящие у перил с биноклями, разглядели на корме шестидюймовое орудие. На «Эдвардике» не было оружия, за исключением капитанского револьвера и винтовки 22-го калибра, принадлежащей второму механику.
В течение этих двух ужасных дней из головы Макса Мэттьюза вылетели все мысли – даже об убийстве. Он сомневался, что кто-либо еще думал об этом. Его размышления во время шторма были элементарными, как у больной собаки.
Лежа на койке среди подушек, Макс то и дело погружался в дремоту. Он вспоминал каждую упущенную возможность, каждое неправильное суждение, даже каждую лишнюю порцию выпивки. Корабль-призрак с сотнями затемненных кают стал его вселенной. Лишь иногда он думал о Вэлери Четфорд.
Впоследствии Макс не мог вспомнить, когда впервые начал подозревать ее.
Ему казалось, что это началось со случайного замечания Джерома Кенуорти в понедельник утром, когда погода уже портилась, и перед тем, как Кенуорти (подобно почти всем остальным) поспешил уединиться в своей каюте. Макс, Кенуорти, доктор Арчер и Латроп пытались играть в шаффл-борд на шлюпочной палубе. Кенуорти процитировал слова Вэлери, что следует воздавать дьяволу должное – Гитлер обладает блестящим умом, поэтому трудно порицать немцев за то, что они обожают его.
Конечно, крошечный эпизод ровным счетом ничего не значил. Макс забыл о нем до первых приступов морской болезни в ночь с понедельника на вторник. С помощью недавних замечаний сэра Генри Мерривейла его подсознание начало работать, и он живо представил себе Вэлери Четфорд марширующей в толпе женщин с повязкой со свастикой на руке.
Проснулся Макс в жару, ибо в следующем сне ему привиделись Вэлери без повязки и без чего бы то ни было и он сам, пытающийся обнять ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53