дескать, она оказалась не права и допустила в отношении моего поколения непродуманное высказывание.
А мне это мероприятие неожиданно здорово понравилось. И был я беспощаден – в течение ночи еще три раза отстаивал состоятельность своего поколения. При плотном контакте выяснилось, что у нашего главбуха все на месте. Все, что положено, – трепетно и упруго, вполне приспособлено к непрерывному эксплуатационному циклу, темпераментом главбух не обижен, и давно не видел этот главбух мужика. А еще выяснилось, что главбух замечательно пахнет, способен ворковать хрипловатым шепотом, от которого мурашки по коже идут, и заводится так, что при вхождении в заключительную фазу производства начинает ругаться матом, царапать спину партнеру и подвывать наподобие уссурийского тигренка. Ну – это уже детали, это уже лишнее…
В общем, стали мы с Ольгой Алексеевной тайно общаться. Толковая не пожелала придать огласке наши отношения, хотя причин тому я не видел: мы оба были холосты, независимы и не принадлежали к той категории граждан, которым необходимо скрывать от всего мира наличие секспартнера. В офисе Ольга делала вид, что едва меня терпит, и категорически пресекала любые поползновения к внеплановым ласкам на рабочем месте – даже если была стопроцентная гарантия, что никто этого не заметит. Как-то в обеденный перерыв я, будучи обуян нештатным приступом похоти, попытался на скорую руку подвергнуть главбуха интиму: тихо просочился в кабинет, закрыл дверь на щеколду, молодецки сграбастал хозяйку кабинета в охапку и водрузил на стол ее аппетитную попу-и уже пристроился было урчать, пуская слюни от вожделения, как вдруг… Нет, тот трехкилограммовый гроссбух оказался на столе не случайно – он там всегда лежал. Я просто не обратил на него внимания. Короче, получил гроссбухом по черепу, получил коленкой в промежность, предупреждение получил – последнее китайское, как водится, и на неделю лишен был секспайка. Отлучили от плоти нежной – без права на апелляцию.
Вот так мы и жили: днем официальная физиономия, очки, презрительные взгляды, а вечером – украдкой, урывками, не системно, – розы и шампанское, интимный полумрак в наглухо зашторенной комнате и предвкушение экстатического восторга сопрягающихся тел и душ на фоне нахального полового разбойника Хулио Иглесиаса. Романтика! Позже, когда наши отношения приобрели более плавный характер, я оглянулся и в смущении почесал затылок. Интересная картина вырисовывалась. Получалось, что те немногочисленные дамы, которые в течение двух последних лет имели неосторожность связать со мной свою судьбу, в той или иной степени страдали шпиономанией. Всем им хотелось чего-то такого загадочного и таинственного – и чтобы непременно эксклюзивного плана, не как у всех. Одна француженка, например, на верхней фазе плотского восторга исступленно причитала, что обожает совокупляться со шпионом, – и, насколько я разбираюсь в таких вопросах, это было вполне искреннее проявление чувств, так сказать, истина в первой инстанции. И что характерно – я за ними не бегал, не лез из кожи вон, чтобы понравиться. У меня вообще определенные проблемы в отношениях с дамами – я страшно стеснительный в первой стадии ухаживания, когда потом разгоряченных тел и свежим эякулятом еще не пахнет, а необходимо подать себя. Проявить как всесторонне развитую личность, а не набор гормонов. Иными словами, эти дамы сами меня выбирали. Как будто женская интуиция подсказывала им, что я не просто средних кондиций мужичонка, в меру симпатичный и ничем внешне не примечательный, а патологический пес войны, негодный к мирному существованию и не способный долго жить среди нормальных людей…
Со временем жизнь моя, как мне показалось, выровнялась и вошла в колею. К Вовке я относился, как к младшему брату – взбалмошному, одаренному и совершенно беспомощному ребенку своей эпохи, который не может обойтись без моего участия во всех своих делах. В коллективе «Егора» я быстро занял свою нишу – там работали неплохие ребята, по большей части молодые и мало испорченные нашей эпохой тотального хапужничества, индивида оценивали по степени симпатичности физиономии и деловым качествам, так что для меня не составило особого труда всем понравиться и приглянуться. На первых порах, правда, не обошлось без нюансов: секретарша Пошехонского Аленка, движимая противоречивыми чувствами, не совсем правильно определила мою сексориентацию и не преминула поделиться своими наблюдениями со всеми окружающими. Нет, злоязычие не являлось неотъемлемой чертой этого белобрысого симпатичного длинноногого создания двадцати четырех лет от роду, отягощенного великолепной косой, большущими синими глазами и красивыми пухлыми губками, вызывающими стабильный приступ эрекции у гетероориентированных посетителей головного офиса «Егора». Просто вышло маленькое недоразумение.
Аленка, как и положено молодой очаровательной леди нашей эпохи, беззастенчиво спала со своим шефом – Пошехонским то бишь. При этом она понятия не имела о психологии внутриколлективных отношений, как, впрочем, и о психологии вообще – задача ее была проста и по-своему близка каждой женщине: как можно крепче привязать к себе объект обласкания, покорить его, а в конечном итоге – женить на себе. А Пошехонский, получивший европейское образование и имевший совершенно определенное понятие обо всех этих психологиях, свои отношения с Аленкой усистемил в своеобразный график цикличности.
«… fucking passion…» –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23