– Раздумывая, он помолчал. – Но я сам хотел этого. Возможно, я уже готов встретить судьбу.
– Но я не готова! – выкрикнула она.
– Не бойся, – мягко произнес он.
Она отпрянула:
– Как это похоже на мужчин! Ты думаешь, я перестану бояться только потому, что ты велел мне это? Словно ничто не способно разлучить нас, если ты не захочешь.
Роберт был озадачен.
– Мэй?
– Люди, которые хотели убить тебя, уже исчезли, но тебя до сих пор считают предателем, и если ты объявишься, тебя в этом немедленно обвинят. Ведь все уверены, что это ты совершил преступление против ребенка и являешься опасным убийцей. Любой, кто тебя разоблачит, может убить тебя, даже не обращаясь в суд, и будет считаться героем.
Отчаяние в ее голосе слышалось все отчетливее. В конце концов она почувствовала себя совсем плохо.
– Мэй, успокойся.
– Я сердита, Роберт. Подумай, что уже случилось. Но это не самое худшее. О, Роберт, я боюсь! Мне так страшно!
Она никогда не выходила из себя, даже когда речь шла о ее собственной жизни, когда она была новобрачной и перед ней стоял пьяный муж со сжатыми кулаками и с искаженным яростью лицом, в котором не было ни следа прежней любви. Это было много ужаснее Мэтью, даже в худшие его минуты.
Мэтью. Ее секрет.
Да, у нее тоже была тщательно скрываемая тайна.
Он почувствовал, что у нее сменилось настроение, и снова попытался до нее дотронуться. Но она не была готова к этому прикосновению и поспешно убрала руку.
– Я могу потерять тебя, – выпалила она. Повернувшись к нему, она подняла вверх палец: – И не говори мне, что ничего страшного не будет, своим уверенным тоном, которым ты всегда пытаешься меля успокоить. Мне не надо снисходительности. Я знаю, что рискую лишиться тебя, Маркус Робертс.
Его словно ударили по лицу. Маркус Робертс – это было его имя. Потом он улыбнулся, печально и сдержанно. Как это ни было трудно, он признал, что она права. Тогда она подошла к нему и горячо обняла. Роберт поцеловал ее, и они так и застыли обнявшись. Роман чувствовал жалость к себе. Однажды поздно ночью в библиотеке он стал раздумывать, как все запутано.
Грейс ненавидит Тристу. Она не любит и Джейсона, и это странно. Она была непреклонной, и Роман не мог понять почему.
Эндрю тоже его до сих пор чурается. Переезд в Уайтторн ничуть не изменил их отношений.
Триста... Ну а Триста напряжена и напугана, и он не знает, как себя с ней вести. Она к тому же на удивление тепло встретила Джейсона...
Когда они с Джейсоном шли по дорожке и разговаривали, она попалась навстречу и очень непринужденно вступила в разговор, начав делиться с Джейсоном своими горестями. О Боже, он уже ревнует к Джейсону!
Это ему она должна была сообщить о своих невзгодах, чтобы ее успокоил ее собственный муж. Но ему пришлось утешать Грейс. Все получилось очень странно.
И этот мальчик. От него Роберт приходил в отчаяние. Будет ли когда-нибудь его сын относиться к нему лучше? Почему он так враждебен?
Роман потушил лампу, которую нес в руке, и стал подниматься по лестнице. На самом верху он остановился. Всей душой он стремился в комнату хозяйки дома. Он хотел Тристу.
Однако в нем заговорила гордость. Какая это вредная вещь – гордость, подумал Роман, поворачивая налево. И зачем он вообще приехал в фамильный дом? Чтобы поправить положение дел. Но здесь все стало только хуже.
Роман до сих пор никак не мог понять, почему Триста решила выйти за него замуж. По всей видимости, ей нужен секс. Но о каком сексе между ними может идти речь, если их двоих столько разделяет?
Триста готова все сделать для своего сына. Даже выйти замуж за его отца.
Он непроизвольно замедлил шаг. Здравый смысл покидал его. Роман повернулся и посмотрел на спальню Тристы. Надо решить все эти загадки – здесь и сейчас. Он чувствовал страх, хотя скорее позволил бы содрать с себя кожу, чем признался в этом. Роман нерешительно стоял, глядя, как свет играет на ковре, освещая дверь спальни Тристы.
Эта дверь до сих пор осталась для него дверью его матери. Он стоял на месте, не в силах пошевелиться. «Подойди, Роман. Подойди ближе, я не вижу тебя».
Она не видела его, потому что комната была закрыта, шторы плотно закрывали окна, а свет ламп был убран до минимума, так как у нее болели глаза.
«Не уходи. Почему ты всегда уходишь от меня? Ты не любишь свою мать?»
Он не любил сюда приходить, потому что от нее сильно пахло спиртным, и от этого запаха Роман чувствовал себя плохо.
«Ты плохой мальчик. Сейчас ты подойдешь. Ты... думаешь, что ты лучше меня, как твой отец? Ты поэтому убегаешь все время? Ты убегаешь от меня точно так же, как и он».
Да. Да!
Роман с силой ударил кулаком по ладони другой руки и крепко зажмурился, пытаясь выбросить из головы воспоминания.
Он должен все это забыть.
Но чувства, которые он испытывал, когда перешагнул в первый раз порог комнаты хозяйки дома, как он ни надеялся, со временем не утихли. Роман мысленно обругал себя – в который раз – за то, что предложил Тристе комнату матери. Но это была комната хозяйки дома. Он хотел, чтобы все – и она, и слуги – твердо знали, кто теперь хозяйка.
Он вспомнил Грейс – она никогда бы не согласилась переселиться в эту комнату, – и это воспоминание оживило в его памяти сложность отношений между живущими в доме.
Роман расправил плечи. Он не уступит унынию. Роман приник к двери.
– Триста, – негромко позвал он. Он не стал заходить внутрь, даже не постучал, чтобы узнать, заперта дверь или открыта для него.
Ответа не последовало. Видно, она спала. Роман почувствовал разочарование.
Это смехотворное положение больше не может продолжаться. Но что-то менять следует не здесь, где все напоминает о прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104