Попробуйте разобраться сами.
Волына хлопнул себя по коленям и горячо ответил:
– Чуть не выругался в святом месте! Видно, правду говорят, что ты свихнулся. Ты думаешь, почему мы к тебе приехали? Ведь ты на очереди.
– Кому нужен чернец?
– Слушай меня, Святой… Мы провели небольшой анализ, – желтая фикса в правом углу рта зловеще блеснула, – кое-кто засветился. Не хотелось бы говорить здесь, ну, в общем, они далеко отсюда… Надеюсь, ты меня понял. Следы привели в зону, на одну из северных пересылок. Сучонок, который работал на исполнителя, указал нам на одну суку в «красной» зоне. Мы его взяли в оборот, да переусердствовали, теперь он ничего не скажет. Но перед смертью мамой клялся, что он всего лишь спица в колесе, а в этом деле работают профессионалы. Сам посуди, ухлопали столько народу и ни разу не повторились. Одного взорвали в машине, другого порезали, – загибал Волына кривые пальцы, – третьего…
– В лесу повесили, – подсказал крепыш, чуть выставив грудь.
– Четвертого в Москве из снайперской винтовки сняли, причем стреляли даже не из противоположного дома, а с соседней улицы, с высотного здания.
– Откуда вы узнали?
– Позже обнаружили, – махнул Волына рукой, – привлекли знающих людей, определили траекторию, прочесали каждый дом, ну и нашли ватное одеяло на одном из чердаков. Он, стервец, там как в собственной квартире устроился – кофе пил да булочки ел. Нашли одну гильзу и пустой термос. У меня такое впечатление, что замочил их не один человек, а несколько. Уж слишком по-разному это как-то получается.
– Похоже, что так, – печально согласился Герасим, притронувшись пальцами к своей окладистой темно-русой бороде. – А что Шаман? Ему не угрожали? – поинтересовался монах, посмотрев на Волыну.
– И не однажды, – признался наконец Волына, – сначала он получил предупреждение в виде какого-то несерьезного листочка, а уже через день была взорвана его машина через пару секунд, как он захлопнул за собой дверцу.
– Понятно, – сцепил Герасим пальцы в прочный замок. – И что же вы от меня хотите, я всего лишь монах, и мирская суета от меня ой как далеко!
– Гера, – впервые назвал монаха по имени Волына, и на губах богомаза ненадолго обозначилась скупая улыбка. – Шаман зовет тебя обратно. Только ты можешь разобраться в этом деле.
Отец Герасим усмехнулся:
– Неужели ему стало так не по себе, что он решил воспользоваться моей помощью? Далек я от всего этого. И признаюсь, господа, меня мало трогает жизнь за пределами монастыря. О душе надо думать.
С минуту Волына сидел неподвижно, а потом, словно бы спохватившись, вытащил из нагрудного кармана бумажку, истертую по краям, и протянул ее Герасиму.
– Свой почерк узнаешь?
Герасим аккуратно взял листок, бережно развернул ветхое послание. «Побратиму моему Шаману…» Что-то ворохнулось внутри от первой фразы. Кровь колючими иголками прилила к лицу, и монах, заметив любопытные взгляды, неторопливо поднялся и отошел к окну, чтобы овладеть собой полностью.
Думал, ушел от прежней жизни. А оказывается, нет, она все время шла за ним по пятам и теперь предстала в образе стареющих уркаганов, чтобы припереть его намертво к камням в тесной убогой келье.
– Узнаю маляву, – выдержав паузу, протянул чернец, выдавая волнение легким хрипом.
– Вот наконец и человеческое слово от тебя услышал, – тепло произнес Волына.
Святой с Шаманом обменялись малявами десять лет назад, назвавшись кровными братьями. Редко даются подобные клятвы, но уж если они слетели с языка, а тем более запечатлелись на бумаге, то отречься от них способен разве что только кощун.
Незаметным движением Герасим приподнял рукав рясы. Запястье рассекал длинный глубокий шрам. Точно такая же отметина осталась и на руке Шамана. Соединив раны, они влили друг в друга кровь, сделавшись навек братьями по крови.
Святой наконец повернулся, превратившись в прежнего невозмутимого монаха с непроницаемым лицом. Он бережно свернул бумагу и протянул ее обратно Волыне.
Тот, словно клешней, вытянул лист из пальцев Святого и с пониманием поинтересовался:
– При каких делах кровниками стали? Шаман-то близко никого к себе не подпускает, – в голосе не то зависть, не то досада.
– А разве он тебе не рассказывал? – едва улыбнулся монах.
Волына слегка смутился. Есть вещи, о которых не спрашивают, и вопрос Святого больше напоминал едкую насмешку.
– Как-то не получалось.
– А чего же ты тогда от меня хочешь?
– Да так, спросил, – неопределенно пожал плечами Волына, поглядывая в сторону. – В этом деле еще много непоняток имеется, хотелось бы прояснить. Но сам знаешь, у хранителей общака свои законы. И попробуй сунься с вопросом, сразу без башки останешься.
– Погибшие все воры? – спросил Святой.
– Насколько мне известно – все, – ответил Волына.
– А может быть, их уложили бандиты или еще какие-нибудь отморозки? Они ведь закон не очень привечают.
Волына посмотрел на примолкших приятелей и отрицательно покачал головой:
– Не похоже на это. Чаще всего бандиты работают без хитростей, пером в бок, а труп на обочину, а здесь все непросто. Я бы даже сказал, что с душой подходили – взрывы, снайперы. Люди с богатой фантазией работали. И потом, если бы это случилось с одним, ну пускай с двумя, а тут десять человек и в такой короткий срок… Здесь целенаправленная акция. За всем этим стоит кто-то очень влиятельный.
– Возможно, вы и правы, – опять присел Герасим на свой табурет.
Взгляд невольно скользнул в угол, где стояла икона с образом Спаса Нерукотворного, – в этот раз Спаситель выглядел не в пример хмурым. Герасим осторожно перевел глаза на гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23