— Пилат... Пилат... это тот, который жил при Христе? — прищурившись на Ивана, спросил Стравинский.— Тот самый, — подтвердил Иван.— А кто это Миша Берлиоз? — спросил Стравинский.— Берлиоза не знаете? — неодобрительно сказал Иван.Стравинский улыбнулся виновато и сказал:— Фамилию композитора Берлиоза я слышал...Это сообщение сбило Ивана с толку, потому что он про композитора Берлиоза не слыхал.Опять он потер лоб.— Композитор Берлиоз, — заговорил Иван, — однофамилец Миши Берлиоза. Миша Берлиоз — известнейший редактор и секретарь Миолита, — сурово сказал Иван.— Ага, — сказал Стравинский. — Итак, вы говорите, он умер, этот Миша?— Вчера он попал под трамвай, — веско ответил Иван, — причем этот самый загадочный субъект...— Знакомый Понтия Пилата? — спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большою понятливостью.— Именно он, — подтвердил Иван, глядя мрачными глазами на Стравинского, — сказал заранее, что Аннушка разлила постное масло, а он и поскользнулся на Аннушкином масле ровно через час. Как вам это понравится? — многозначительно сказал Иван и прищурился на Стравинского.Он ожидал большого эффекта, но такого эффекта не последовало, и Стравинский, при полном молчании ординаторов, задал следующий вопрос:— Виноват, а кто эта Аннушка?Иван расстроился, и лицо его передернуло.— Аннушка здесь не важна, — сказал он, нервничая, — черт ее знает, кто она такая! Просто дура какая-то с Садовой улицы! А важно то, что он заранее знал о постном масле. Вы меня понимаете?— Отлично понимаю, — серьезно сказал Стравинский и коснулся Иванушкина колена, — продолжайте.— Продолжаю, — сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и чувствуя, что только спокойствие может помочь делу. — Этот страшный тип отнюдь не профессор и не консультант, а убийца и таинственная личность, обладающая необыкновенной силой, и задача заключается в том, чтобы его немедленно арестовать, иначе он натворит неописуемых бед в Москве.— Вы хотите помочь его арестовать, я правильно вас понял? — спросил Стравинский.«Он умен, — подумал Иван, — среди беспартийных иногда попадаются на редкость умные!»— Мой долг советского подданного его немедленно арестовать, а меня силою задержали здесь! Прошу меня выпустить сейчас же!— Слушаюсь, — покорно сказал Стравинский, — я вас не держу. Нет никакого смысла задерживать в лечебнице здорового человека, тем более что у меня и мест не хватает. И я немедленно выпущу вас отсюда, если только вы мне скажете, что вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, вы — нормальны?Тут наступила полнейшая тишина, и толстая в белом благоговейно посмотрела на профессора, а Иван растерянно еще раз подумал: «Положительно, умен!»Прежде чем ответить, он, однако, очень подумал и наконец сказал твердо:— Я нормален.— Ну, вот и славно! — с облегчением воскликнул Стравинский, — ну, а если так, то будем рассуждать логически. Возьмем ваш вчерашний день.Тут Стравинский вооружился исписанным Иванушкиным листом.— В поисках неизвестного человека, который отрекомендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия.Стравинский начал загибать длинные пальцы на левой руке, глядя в исписанный лист.— Прикололи себе к коже груди английской булавкой иконку. Было?— Было.— Явились в ресторан со свечкой в руке, в одном белье и в этом ресторане ударили по лицу одного гражданина. После этого вы ударили швейцара. Попав сюда, вы звонили в Кремль и просили прислать стрельцов на мотоциклетках. Затем сделали попытку выброситься в окно и ударили санитара. Спрашивается: возможно ли при этих условиях кого-либо поймать? Вы человек нормальный и сами ответите — никоим образом. Вы желаете уйти отсюда — пожалуйста! Позвольте узнать, куда вы направитесь отсюда?— В Гепеу, — значительно ответил Иван.— Непосредственно отсюда?— Непосредственно, — сказал Иванушка, несколько теряясь под взглядом Стравинского.— А на квартиру не заедете? — вдруг спросил Стравинский.— Не заеду, — сказал Иван, — некогда мне тут по квартирам разъезжать. Он улизнет.— Так! Что же вы скажете в Гепеу в первую голову, так сказать?— Про Понтия Пилата, — сказал Иван, и глаза его вспыхнули сумрачным огнем.— Ну, вот и славно! — окончательно покоренный, воскликнул профессор и, обратившись к толстой белой, приказал ей: — Прасковья Васильевна! Выпишите гражданина Попова в город! Эту комнату не занимать, постельное белье не менять. Через два часа он будет опять здесь: ну, всего доброго, желаю вам успеха в ваших поисках!С этими словами профессор Стравинский поднялся. За ним поднялись все ординаторы.— На каком основании я опять буду здесь? — тревожно спросил Иван.— На том основании, — немедленно усевшись опять, сказал Стравинский, — что, как только вы, явившись в кальсонах в Гепеу, скажете, что вы вчера виделись с человеком, который был знаком с Понтием Пилатом, как тотчас вас привезут туда, откуда вы уехали, то есть в эту самую комнату.— При чем здесь кальсоны? — спросил, смятенно оглядываясь, Иван.— Главным образом, Понтий Пилат. Но и кальсоны также. Ведь на вас казенное белье, мы его снимем и выдадим вам ваше одеяние. А вы явились к нам в ковбойке и в кальсонах. А домой вы не собирались заехать. Я же вам своих брюк дать не могу, на мне одна пара. А далее последует Пилат. И дело готово!Тут странное случилось с Иваном. Его воля пропала. Он почувствовал себя слабым и нуждающимся в совете.— Так что же делать? — спросил он тихо.— Вот и славно! — отозвался Стравинский. — Это резоннейший вопрос. Зачем вам, спрашивается, самому, встревоженному, изнервничавшемуся человеку, бегать по городу, рассказывать про Понтия Пилата!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22