Когда он, как обычно, хотел отодвинуть шторы, из-за полога кровати донесся слабый голос: «Не надо света, Генри!..»
Пройдет не один час, прежде чем граф Стоунридж будет в состоянии с кем-нибудь разговаривать.
— Недомогание?
Тео захлопала глазами от удивления. У мужчин не бывает недомогания… по крайней мере у таких сильных и здоровых, как граф Стоунридж. Недомогание больше подходит для подагрических стариков, вроде ее деда.
— Да, недомогание, леди Тео, — повторил Генри, вежливо, но твердо показывая, что он не собирается распространяться на эту тему. — Вы позволите?..
Он поклонился и проскользнул мимо нее на лестницу.
Тео уставилась на закрытую дверь. Надо же, нашел время! Что бы ему заболеть или… занемочь часом или двумя попозже!
Она спустилась вниз позавтракать и обсудить с матерью и сестрами странное состояние графа.
Стоунридж лежал в успокаивающей полутьме, борясь с дурнотой, которая усиливалась с каждым приступом боли, ножом врезающейся в правую сторону головы. Повторяющиеся спазмы делали боль непереносимой, и, если бы у него были силы, он бы орал, бился головой о стену… все, что угодно, лишь бы прекратить эту агонию.
Но тело его ослабло, и слабость прогрессировала, пока из глаз у него не полились слезы, которые граф не в силах был удержать.
Дверь открылась, и к кровати тихо подошел Генри.
— Не примете ли немного настойки опия, милорд?
— Она никогда не помогала, — проговорил Сильвестр.
Действительно, настойка оказывала свое действие только во время появления угрожающих симптомов, но сегодня утром он проснулся, как это часто бывало, когда приступ уже был в разгаре, и теперь не оставалось ничего другого, как терпеть.
— С вами хотела поговорить леди Тео, сэр, — проговорил Генри, прикладывая к вискам графа полотенце, смоченное лавандовой водой. — Она сказала, у нее что-то срочное.
Сильвестр лежал спокойно, на секунду дрожь стихла. Он знал, что ему не избежать еще одного приступа, но был рад этой маленькой передышке. О чем Тео хочет срочно переговорить с ним? Она передумала?
Его накрыл волной боли следующий приступ, граф застонал и схватил стоящий у постели тазик. У него началась рвота, череп раскалывался на части, словно в него молотком заколачивали гвозди.
Генри держал тазик. Это было все, чем он мог помочь. А когда все кончилось, отер посеревшее лицо графа и предложил глоток воды. Сильвестр лежал тихо, пытаясь сосредоточиться.
— Генри, я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Лондон.
— В Лондон, милорд? — В голосе камердинера слышалось удивление.
— Надо поместить объявление в «Газетт». Ты должен доставить его сегодня вечером, чтобы оно появилось в утреннем выпуске.
Граф старался не обращать внимания на боль. Он конвульсивно ухватил Генри за руку.
— Поезжай немедленно.
— Но я не могу оставить вас, сэр!
— Нет, можешь… только скажи Фостеру, чтобы никто… никто не заходил ко мне в комнату, пока я не позвоню. А теперь дай мне перо и бумагу, я напишу текст объявления.
— Хорошо, милорд.
Генри принес перо и бумагу. Спорить с графом — значит только ухудшать его состояние.
Сильвестр перенес еще один приступ боли и затем еле слышно продиктовал:
— «Граф Стоунридж имеет честь объявить о своей помолвке с леди Теодорой Белмонт из Стоунридж-Мэнор, дочери покойного виконта Белмонта и леди Белмонт».
Он помахал рукой в знак того, что отпускает Генри.
— Это все. Сделай, как я сказал, Генри, и привези завтра экземпляр газеты с собой.
— У вас все в порядке, милорд? — все еще колебался слуга.
— Нет, дружище, пока нет, но не беспокойся, я буду жив. Сделай это!
— Да, сэр.
Генри вышел и передал Фостеру указания его светлости. Десять минут спустя он уже ехал по дороге в Лондон с объявлением о помолвке графа с его дальней родственницей. Письмо было надежно спрятано в кармане у него на груди.
Ожидая появления графа, Тео провела остаток дня вблизи от дома. Мать отказалась обсуждать с ней эту тему, а старшие сестры были готовы говорить об этом ad infinutum1, и Тео нашла и то и другое малоприятным для себя испытанием, только увеличивающим ее замешательство. Она мерила шагами коридор около закрытой двери графа и дважды допрашивала Фостера об инструкциях, данных графом слуге. Она пыталась представить себе, что же могло так внезапно свалить такого человека, как Сильвестр Джилбрайт.
Ей не пришло в голову поинтересоваться, куда отправился Генри. Он еще не стал домочадцем, и его приходов и уходов никто не замечал.
К вечеру она почувствовала отчаяние. С каждым часом помолвка все более казалась ей свершившимся фактом, а его предложение все более неприемлемым. Каждый час, в течение которого Сильвестр продолжал верить, что они должны пожениться, делал положение Тео все более затруднительным, не говоря уже о том, что ее отказ становился беспринципным и болезненным.
Она было хотела написать ему записку и подсунуть под дверь, но, подумав, отказалась от этого трусливого поступка. Она должна встретиться с Джилбрайтом лицом к лицу.
Но что она скажет? Что он ей не нравится? Что она вообще не собирается выходить замуж? Не представляет себе совместную жизнь с кем-либо из Джилбрайтов? Что она боится его?
Во всем этом была частица правды, но самое важное, что она действительно боится его… и того, что с ней происходит, когда он рядом. Она боялась потерять власть… контроль над собой и своим миром. А если она их потеряет, их тут же подберет Сильвестр Джилбрайт. Он погрузит ее в страшный водоворот эмоций и ощущений, в который она пока обмакнула лишь кончики пальцев. Какая-то ее часть жаждала этого погружения, но другая ужасалась его последствиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107