Обиделся. И даже конь его, косящий умным глазом, будто понял все – фыркнул, недовольно пожевал пенистым ртом мундштук и отбросил копытом попавший под раздачу камень.
– Ну и чего там? – спросил Воленхейм, когда Влад, задев по пути плечом короб фильтров, скатился во чрево вездехода.
– Мы атакованы, – выдохнул Влад.
– Чего-чего?! – не поверил Воленхейм.
– Мы атакованы, сэр, – повторил Влад, потирая ушибленное место. – Братьям тиберрийцам приспичило вернуть себе раймондий.
– На полном серьезе?
– Так точно, сэр. Они не шутят.
На лице Воленхейма загуляла нехорошая улыбка:
– Сколько их там?
– Столько же, сколько на экране. Одиннадцать штыков. Вернее, арбалетов.
– Арбалетов?
– Взрослого оружия не видел.
– Да откуда ему взяться! – Воленхейм, нервно потирая руки, затараторил: – Ну-ну, посмотрим. Посмотрим-посмотрим. Ну-ну…
В интонациях его голоса вдруг зазвучала радость, похожая на радость человека, который чего-то очень долго ждал и вот наконец-то получил. Столь неожиданная реакция начальника озадачила Влада, и он осторожно поинтересовался:
– Сэр, а что, раньше с вами подобного не случалось?
– Нет, мать их, никогда! – признался возбужденный Воленхейм и вдруг понес невнятное о чем-то наболевшем: – Никогда такого… Никогда… Представляешь, служивый? Никогда. Но я говорил… Сто раз им говорил. А они мне… Дурак ты – они мне. Чуханили, мать их! Гнобили. А я предупреждал… А они… А я-то… И вот! Каково, мать их?! Вот то-то!.. Влад прервал его бессвязное бормотание:
– Я так понял, сэр, что и другие экипажи не сталкивались с такими проблемами?
Воленхейм посмотрел на него мутными глазами, не понимая, о чем он.
– Говорю, и других парней аборигены раньше не беспокоили? – повторил Влад вопрос, невольно повысив голос.
Наконец до Воленхейма дошел смысл слов, и он подтвердил:
– Ну да, мать их, никогда такого не было.
– Тогда… – Влад пожал плечами. – Тогда как-то странно все это, сэр.
– Еще бы! – Воленхейм треснул кулаком по обзорному экрану. – Нарываются зверюшки! Ей-ей, нарываются. Ну и хорошо, клепаный форс! Ну и славно, мать их. Засадим им, служивый, по полной!..
Он резко встал, лихорадочным движением вытащил из кармана плоскую металлическую флягу и незамедлительно приложился. Хорошо так приложился. Желтоватый напиток, распространяющий дешевый запах алкогольного эрзаца, струйками стекал по давно не бритому подбородку. Выпирающий кадык гулял, будто поршень насоса. Пробка фляжки болталась на цепочке, как сошедший с ума маятник судьбы.
Зрелище было неприятным. Влад отвернулся. Чтобы занять себя, направил одну из камер слежения на Гэнджа и несколько секунд держал под наблюдением. Тот, ожидая возвращения переговорщика, спокойно дымил сигарой – красный огонек то ослабевал, то разгорался. Строгое лицо тиберрийца не выражало ничего, кроме уверенности в себе и в своей правоте.
И вдруг Влад поймал себя на мысли, что этот суровый мужик ему по душе. Что, как это ни странно, вызывает он уважение.
Удивившись, прислушался к себе.
Чувство симпатии к налетчику явно шло не от ума, оно шло от чего-то безотчетного. В нем присутствовало нечто глубинное, древнее. Это скорее даже и не чувство было – чутье. Настоящее такое чутье. То самое, которое зовут звериным. Известно: всякий зверь чует силу другого зверя. И уважает его за эту силу. Если, конечно, сам силен. Если нет, то он его просто-напросто боится. Боится, поджимает хвост и делает ноги.
Заметив краем глаза, что напарник оторвался от соски, Влад поторопил его с решением:
– Так что предпримем, сэр?
– Буфем ых ашить, – пробурчал Воленхейм, вытирая рот плечом.
– Не понял, сэр?
Воленхейм аккуратно закрутил пробку, утопил флягу в кармане, только потом повторил:
– Будем гасить уродов!
Влад оценивающе глянул на Воленхейма и осознал, что его дерганый начальник не шутит. И тут же понял, чем питается его решительность. Корявым пойлом, криво легшим на косую дурь. Этим. Видно, не впервые за сегодняшний вечер приложился дядя – стало глючить. Всерьез и затейливо. С выходом на поверхность всего накопленного за жизнь дерьма. Что не есть хорошо – что есть плохо, ибо не лечится. В таком состоянии дров можно наломать изрядно.
Уяснив случившееся, Влад попробовал корректно пресечь:
– А может, сэр, не будем горячиться?
– А кто здесь горячится?! – вскинулся Воленхейм.
– Но…
– Никаких, служивый, «но»! – Воленхейм потянулся и с силой выдернул из тугого паза штырь, блокирующий рукоятку механизма вращения тепловой мортиры. После чего, явно накручивая самого себя, выкрикнул: – Поджарим зверюшек, мать их! К бою!
Влад поморщился и, буравя взглядом затылок Воленхейма, сказал:
– Ну хорошо, сэр, будь по-вашему. Тогда разрешите запросить санкцию?
– Санкцию? – не поверил Воленхейм и обернулся. – Какую еще на хрен санкцию?! Мы же защищаемся. Они же сами, мать их, нарываются.
– А как же…
– Клепал я, служивый, все эти злобно-жгучие подгоны!
– Сэр, нам необходима санкция. – Влад в пику начальнику твердо выдерживал линию поведения. – Стандартная санкция на физическое воздействие. Мы обязаны запросить ее, сэр, коль на то пошло. Статья двадцать четвертая Основного уложения. Параграф восемь.
– А у кого запросить-то? – продолжая криво ухмыляться, осведомился Воленхейм и, энергично работая рукояткой, развернул рупор мортиры в направлении всадников.
Владу захотелось врезать ему по носу. Захотелось резким ударом без замаха вбить внутрь черепа крючковатый хрящ, из дырок которого торчали покрытые росой рыжеватые волоски. Очень-очень захотелось. Просто сил нет, как захотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146