– Да, кто-то укрывался за овином, и его запах совершенно отчетливо ощущали трепещущие ноздри овчарки.
Арбат стал осторожно красться. О, он умел это делать, несмотря на свой крупный рост и тяжелую поступь. Он умел это делать так, что ни одна соломинка не зашелестит под его лапами. Он не бросался вперед необдуманно, с громким лаем, как делают все пустолайки. Они умеют только пугать, а ему нужно было задерживать!
Морда овчарки высунулась из-за угла. Темное пятно маячило у овина. Арбат сделал несколько шажков.
Внезапно вспыхнул слабый огонек спички, осветив присевшего на корточки человека. Неизвестный протянул руку и уже хотел сунуть зажженную спичку в солому, но не успел. Арбат опередил его.
Инстинктом Арбат почуял страшную опасность в слабеньком язычке пламени, трепетавшем в руках у этого человека, и больше не стал ждать. Он прыгнул без единого звука.
Безмолвное нападение его было ужасно. Арбат целил в согнутую шею неизвестного. Но в момент прыжка острая боль в ребрах пронзила тело собаки, и впервые в жизни Арбат промахнулся. Овчарка ударила поджигателя в плечо. Тот глухо охнул и ничком свалился на солому. Спичка выпала и погасла.
Все последующее происходило в полной темноте. Вероятно, поджигатель пытался сопротивляться, но это продлило ему жизнь лишь на несколько секунд.
С минуту мы молчали.
– Страшно! – наконец признался я.
– Да, страшно, конечно, – согласился Сергей Александрович и добавил: – Такие случаи, со смертельным исходом, довольно редки, и мы не должны допускать их. Задача собаки – помешать диверсии и задержать преступника, а дальше уж дело советского суда!

ДРУЗЬЯ ДОМА

Прошло немного времени, и между догом и эрдельтерьером установилась самая тесная дружба. Вначале, правда, они ссорились из-за меня. Стоило Снукки подойти ко мне приласкаться, как дог сейчас же вскакивал и поспешно бросался к нам. Сердито рыча, он носом сталкивал лапы Снукки с моих колен и клал на их место голову. Если эрдельтерьер пробовал сопротивляться, дог свирепел, бесцеремонно хватал Снукки за шиворот и, точно вещь, отбрасывал в сторону.
Но со временем Джери привык к тому, что Снукки имеет такие же права на ласку хозяина, как и он, да и сам привязался к ней. Постепенно дружба между собаками сделалась прямо-таки трогательной.
Место Джери было в прихожей у голландской печи; место Снукки – в моей комнате под письменным столом. Если догу хотелось поиграть с эрдельтерьером, он являлся в комнату и пытался осторожно подлезть под стол. Но Снукки свято оберегала неприкосновенность своего жилища. Даже от Джери! Грозным рычанием, лязганьем зубов она старалась отогнать назойливого друга, но обычно долго не выдерживала и выбиралась из-под стола.
Начиналась возня, дым шел коромыслом… Расшалившихся приятелей приходилось разгонять по своим местам.
Через минуту Джери осторожно высовывает из-за дверей кончик носа: может быть, хозяин сменил гнев на милость и разрешит поиграть? Скрепя сердце я все-таки вновь отсылал его на место. Послушание прежде всего!
Но он мог не уйти, если приказ отдан недостаточно строгим тоном. Интонация для собаки – великое дело! Приказание нужно отдавать решительным и твердым голосом, иначе не подействует.
Наконец все утихомирилось. Снукки лениво зевает под столом, время от времени чешется или принимается тереть передними лапами морду с таким ожесточением?, что трещат усы и борода.
Джери тоже успокоился. Он закатился в самый угол и лежит на спине вверх ногами. Это значит, что у него хорошее настроение.
Джери поражал своим слухом. По стуку ворот он мог отличить, кто идет: свой или чужой. Чужой – дог лежит спокойно, чуть пошевеливая ушами; свой – поспешно срывается с места, приоткрывает носом дверь и ждет, когда хлопнет наружная дверь, и затем бежит навстречу, виляя хвостом.
Утром, незадолго до моего пробуждения, Джери неслышно являлся в мою комнату. Долго настороженно стоял, прислушиваясь к моему дыханию. Стоило мне шевельнуться, как он немедленно бросался ко мне.
Если же я продолжал спать, Джери, потоптавшись, начинал рычать. Сначала тихо, потом сильнее, громче, сердито и, в конце концов, разражался громогласным лаем, означавшим: «Что ты спишь? Пора вставать.»
Снукки в это время внимательно следила за нами из-под стола. Я просыпался, и обе собаки кидались к постели. Лизали руки, тыкались прохладными носами в щеку и, только убедившись, что я действительно встаю, убирались восвояси.
Бывало и по-другому. Спишь, и вдруг холодный и влажный нос прикладывается к щеке. Мгновенно просыпаешься. Это Джери соскучился и пришел проведать.
Время моего прихода со службы собаки знали точно. За полчаса до этого они уже начинали ждать. Снукки садилась у порога, а Джери нетерпеливо бегал от двери к окну и обратно.
Во времена щенячества Джери я пробовал обучить его разным домашним приемам: приносить калоши, подавать перчатки и т. п. Позднее, перейдя исключительно на служебную дрессировку, я это забросил. Но первые уроки не пропали даром. И теперь, когда дог хотел мне особенно выразить свою преданность, он бежал в прихожую и… тащил калошу! Иногда ухитрялся принести сразу пару. Эта привычка сохранилась у него до самого конца.
Как-то раз собаки долго ласкались, всячески стараясь выразить свою любовь и преданность. Вдруг Снукки поспешно убежала в прихожую. Через минуту она была снова около меня и, немножко смущенная своим поступком, подавала мне калошу. Замашки друга переняла и она!
Собаки проявляли изумительную чуткость и внимание. Если я приходил домой в дурном настроении, они потихоньку убирались на свои места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74