Я тоже поспешил покинуть погибающий корабль, но мне не пришлось увидеть, как в дальнейшем развивались события. По пояс в воде, я спрятался за скалой. К моему ужасу, передо мной появился бородатый человек, одетый, как Геркулес, в звериную шкуру; он ударил меня дубиной по голове, и мое сознание погрузилось во мрак. Очнулся я уже на берегу и увидел, что лежу, связанный по рукам и ногам, вместе с другими. Рядом со мной стонал Диомед. Я понял, что мы очутились во власти береговых пиратов, которые приманивают корабли и захватывают товары. В Томах корабельщики иногда рассказывали о таких событиях.
Почти весь ценный груз, принадлежавший Диомеду, был потерян во время кораблекрушения, но все-таки пиратам удалось кое-чем поживиться, и я видел, как они услаждали себя медом. Рабы наши уже были заодно с разбойниками, и один из них, по имени Ксантипп, казавшийся самым преданным своему господину, подошел к нам и стал с ругательствами попирать ногой лежавшего во прахе патрона, а злодеи смотрели на эту сцену и смеялись. Потом Диомеду, мне и корабельщикам развязали ноги, подняли нас всех пинками и повели в глубь страны. Еще раз в мире наступал рассвет. Мы шли и шли. Щебнистая дорога постепенно превратилась в узкую тропу, вившуюся над пропастью, где шумел яростный горный поток. Спустя некоторое время мы оказались на довольно широкой площадке, на которой росли корявые деревья и за ними чернел зев пещеры. Разбойники загнали нас в нее, а сами развели костер и, греясь у огня, стали жарить на вертеле вепря, и до нас долетал раздражающий запах жареной свинины.
Латроны насыщались мясом и хлебом, приправляя еду хрустящим на зубах чесноком и запивая ее вином, которое они, по примеру скифов, не считали нужным разбавлять водою и быстро охмелели, а когда насытились, то развязали нам руки и дали каждому по большому куску мяса и по чаше вина. Предводитель, тот бородатый человек в звериной шкуре, что ударил меня дубиной, грубым голосом произнес:
— Приблизьтесь и вы к огню, ешьте и пейте. Если мы причиняем вам зло, то это потому, что не можем поступить иначе.
Утолив голод, Диомед спросил его:
— Кто вы такие и что вы намерены сделать с нами?
Гигант почесал рыжую голову огромной пятерней и заявил под хохот приятелей:
— Вчера ты имел рабов, а завтра сам будешь рабом!
Мы поняли, что нам угрожает опасность быть проданными в рабство. Но один из разбойников со знанием дела посоветовал предводителю:
— Кому нужен этот жалкий старик? Не разумнее ли отправить его к Харону, чем тратить пищу на поддержание никому не нужной жизни?
Рыжий теребил бороду, задумчиво глядя на обезумевшего Диомеда.
— За старика тоже можно получить некоторую сумму. Он вполне пригоден для того, чтобы в течение двух или трех лет вертеть мельничный жернов.
Потом обратился к нашим мореходам, которые еще не могли прийти в себя от изумления, с такими словами:
— Судя по одежде и мозолистым рукам, вы простые корабельщики. Нам нужны люди, опытные в вождении кораблей. Выгоднее плавать по морю и нападать на торговцев, чем ждать их в скалах. Хотите быть с нами?
Более благоразумные из наших спутников стали говорить о семьях, оставленных в Томах, о римских боевых галерах, что недавно прибыли в Понт, но предводитель разбойников только рассмеялся в ответ.
— Что касается ваших старых жен, то в Диоскуриаде вы найдете сколько угодно красивых женщин, а если бояться римлян, то никогда человек не будет счастливым и свободным на земле.
В конце концов все заявили о своем согласии разделить с разбойниками опасности и радости их жизни. Но мне почему-то такого предложения не было сделано, и я оставался с Диомедом на положении пленников.
Ксантипп, о котором я уже упоминал, с увлечением разрывая мясо крепкими зубами и, видимо, всем своим существом радуясь новому положению вещей, спросил рыжебородого:
— Но открой же нам, кто ты?
Разбойник сел на камень и, не обращая на нас с Диомедом ни малейшего внимания, как будто бы мы были не люди, а неодушевленные предметы, начал рассказывать:
— Я был рабом, но оказал однажды сопротивление господину, который славился своей жестокостью, и ударил его. Он упал мертвым, и я вынужден был бежать, чтобы не быть распятым или не очутиться в серебряных рудниках. А потом я собрал вокруг себя других беглых рабов, и теперь мы свободные люди и делаем что хотим. Но человек должен пить и есть. Поэтому мы нападаем на торговые караваны или приманиваем обманными огнями корабли. Когда они разбиваются о скалы, мы добываем себе все, что нам нужно для существования. Отныне и вы узнаете, что такое свобода и месть богатым.
Второй разбойник, красивый юноша высокого роста, с ногами и руками атлета, рассказал подобную же историю:
— И я был рабом. Патрон проиграл меня в кости, но я воспользовался удобным случаем и тоже бежал.
— И у тебя была особая причина? — спросил Ксантипп.
— Старая госпожа требовала от меня постыдных ласк.
— Я служил в легионе, — сказал третий, — и центурион издевался надо мной, бил меня за малейшую провинность палкой, зная, что я принадлежу к христианской секте. Когда я был ребенком, пресвитер учил меня терпеливо переносить обиды, уверяя, что претерпевший до конца спасется, но так он говорил потому, что его самого никто не мучил. Когда восстал Нигер, я проколол брюхо центуриону. Но Север убил Нигера, и мне пришлось бежать в горы.
— В каком же ты служил легионе? — спросил один из корабельщиков.
— В Пятнадцатом легионе, в городе Сатала.
Сидя у костра и попивая вино, разбойники охотно повествовали о себе новым товарищам, и каждый рассказ был связан с мучениями или со страхом повиснуть на кресте за участие в мятеже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23