Через некоторое время Гроссмана вызвали к Суслову.
С. Липкин так передает подробности той продолжительной беседы: «Суслов похвалил Гроссмана за то, что он обратился к Первому секретарю ЦК. Сказал, что партия и страна ценят такие произведения, как „Народ бессмертен“, „Степан Кольчугин“, военные рассказы и очерки. „Что же касается „Жизни и судьбы“, – сказал Суслов, – то я этой книги не читал, читали два моих референта, товарищи, хорошо разбирающиеся в художественной литературе, которым я доверяю, и оба, не сговариваясь, пришли к единому выводу – публикация этого произведения нанесет вред коммунизму, советской власти, советскому народу“. Суслов спросил, на что Гроссман теперь живет, узнав, что он собирается переводить армянский роман по русскому подстрочнику, посочувствовал, трудна, мол, такая двухступенчатая работа, обещал дать указание Гослитиздату – выпустить пятитомное собрание сочинений Гроссмана, разумеется, без „Жизни и судьбы“. Гроссман вернулся к вопросу о возвращении ему арестованной рукописи. Суслов сказал: „Нет, нет, вернуть нельзя. Издадим пятитомник, а об этом романе и не думайте. Может быть, он будет издан через двести-триста лет“ (Липкин С. Жизнь и судьба Василия Гроссмана // Литературное обозрение. 1988. № 7. С. 101.). Впрочем, благожелательность и участие Суслова оказались фальшивыми. Пятитомник не был издан, а Гроссмана вскоре практически вообще перестали печатать.
Если многие секретари ЦК, другие высшие руководители отличались у нас нередко грубостью и пренебрежением к подчиненным, то Суслов почти всегда был внимателен даже к самым рядовым работникам партийного аппарата и потому пользовался во многих его звеньях несомненной симпатией. Однако более наблюдательные люди говорили мне, что взгляд светлых, почти белых глаз Суслова неприятен, к нему было трудно подойти запросто, при всей корректности и вежливости он не мог подчас скрыть присущей ему сухости и равнодушия к судьбам людей. Его большие руки с длинными и тонкими пальцами напоминали руки пианиста, а не крестьянина, кем он был по своему происхождению.
Одним из главных лозунгов после октябрьского (1964 года) Пленума ЦК была «стабильность» в политике, руководстве, идеологии. И тем не менее 60-70-е годы были временем больших перемен и во внутренней, внешней политике, и в составе руководства. Из членов Президиума ЦК КПСС, которые обсуждали в октябре 1964 года вопрос о смещении Хрущева, в 1981 году продолжали заседать в Политбюро только три человека: Брежнев, Кириленко и Суслов. Большинство членов старого Президиума было смещено, остальные умерли и похоронены у Кремлевской стены. Теперь рядом с ними покоится и прах Суслова.
В аппарате ЦК Суслова называли «серым кардиналом». При этом имели в виду не только масштабы его власти, но и тщательно скрываемые источники могущества, а также стремление влиять на политические события из-за кулис. Трудно писать даже краткую биографию такого человека. Мы приведем поэтому лишь некоторые эпизоды из жизни Суслова.

Первые тридцать лет

Почти ничего не известно о первых тридцати годах жизни Суслова. И в Большой советской, и в Исторической энциклопедиях, и в некрологе по случаю его смерти об этом говорится в одних и тех же выражениях и одинаково скупо.
М. А. Суслов родился 21 ноября 1902 года в селе Шаховском Хвалынского уезда Саратовской губернии в семье крестьянина-бедняка. Отец Суслова – Андрей Андреевич, также родом из Шаховского, с детства испытал привычные для крестьянского мальчика голод, нужду, упорный труд. В 1904 году он уезжает на заработки в Баку, работает на нефтепромысле. После революционных событий 1905 года попадает под надзор полиции. Человек деятельный и энергичный, Андрей Андреевич часто путешествует по стране, меняя род занятий. В 1913 году он организовал сельский кооператив в Шаховском, в 1916-м, собрав артель плотников, уезжает в Архангельск. Там его застают Февральская и Октябрьская революции. А. А. Суслов избирается в местный Совет рабочих депутатов. В 1919 году, вернувшись на родину, вступает в члены РКП(б), работает в Хвалынском укоме и горсовете. В автобиографии Суслов-старший упоминает о горестных семейных событиях – заболевании тифом двух его детей в 1920 году. С середины двадцатых годов ни о судьбе отца Суслова, ни о судьбе его братьев и сестер ничего не известно. Во всяком случае, в отличие от семьи Кагановичей, никто из Сусловых не принимал видного участия в политической жизни страны. Мать Михаила Андреевича дожила до девяноста лет и умерла в начале 70-х годов в Москве.
В Шаховском М. А. Суслов получил лишь самое начальное образование. Рано проявил революционную активность. Когда весной 1918 года в стране начали создаваться комитеты бедноты, молодой Суслов вошел в бедняцкий комитет родного села. В феврале 1920-го вступил в комсомол, принимал участие в организации сельских комсомольских ячеек. До нас дошел любопытный документ – протокол заседания активных работников Хвалынской городской организации КСМ. На собрании еще юный Михаил Суслов читал собственный реферат «О личной жизни комсомольца». Наверное, уже тогда стал складываться начетнический и догматический стиль мышления, столь характерный для «идеолога страны» в его зрелые годы. Уже тогда юношеские требования к нравственной стороне поведения молодежи лектор изложил в виде «заповедей, что можно и что нельзя делать комсомольцу». Затем этот «кодекс морали» решено было опубликовать и распространить по другим ячейкам.
В 1921 году девятнадцатилетний Суслов вступил в Коммунистическую партию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109