Я встретил поток ее гнева, не защищаясь. Я в точности знал, что она чувствует. Сомнение, негодование, обиду... Мысль о том, в чем я подозреваю Эллиса, причиняла ей такую боль, что Джинни отвергала саму возможность его вины, как почти все остальные, хотя для нее это было мучительнее.Большинство людей верили, что я совершенно не прав и что я уничтожил себя самого, а не Эллиса. Даже Чарльз в первый момент с сомнением спросил:— Сид, ты уверен?Я сказал, что да, уверен. Я отчаянно надеялся, что это не так... надеялся на любой другой исход... потому что знал, что я взвалю на себя, если пойду дальше. И в конце концов все вышло именно так, как я боялся, и даже хуже. После того как разорвалась первая бомба — в виде предположения, обвинение в преступлении, которое заставило половину страны жаждать крови (но только не крови Эллиса, о нет, нет, это немыслимо), и состоялось первое слушание в суде, заключение под стражу (скандал, его должны были, конечно же, немедленно выпустить под залог), в прессе наступило мертвое молчание до тех пор, пока не завершится процесс.По британским законам ни одно свидетельское показание не может обсуждаться публично до суда. За сценой может идти дознание и подготовка к суду, но ни потенциальным присяжным, ни Джону Доу Джон Доу — воображаемый истец в судебном процессе, юридическое лицо имярек, простой гражданин.

на улицах не позволено знать детали. Неинформированное общественное мнение в результате застыло на стадии «Эллис невиновен», и уже третий месяц не смолкало злословие в мой адрес.Эллис, видите ли, был сущий Лохинвар Молодой Лохинвар Молодой — герой поэмы В. Скотта «Дева озера».

пиковой масти. Эллис Квинт, в прошлом чемпион среди жокеев-любителей, кометой ворвался на телевизионные экраны.Блистательный, смеющийся, талантливый, приманка для миллионов в спортивных новостях, хозяин ток-шоу, образец подражания для детей, звезда, которая регулярно осчастливливает нацию. Ему было к лицу все: от тиары до поношенной бейсболки.Промышленники лезли из кожи вон, чтобы уговорить его упомянуть их продукцию, а половина английских подростков гордо щеголяла в разрекламированных им жокейских ботинках, заправляя в них джинсы. И вот этого человека, этого кумира я пытался низвергнуть.Никто, кажется, не упрекал бульварного журналиста, который написал:«Некогда уважаемый Сид Холли, позеленев от зависти, надеется уничтожить талант, с которым он не может сравниться даже в мечтах...» Там было еще много чего насчет «злорадного человечка, который пытается компенсировать собственные недостатки». Ничего этого я не показывал Чарльзу, но другие показали.Внезапно висящий на поясе телефон зажужжал, и я ответил на вызов:— Сид... Сид...Женщина на другом конце плакала. Я уже не раз слышал, как она плачет.— Вы дома? — спросил я. — Нет... В больнице...— Скажите мне номер, и я тут же вам перезвоню.Я услышал невнятное бормотание, затем другой голос, уверенный и твердый, продиктовал и медленно повторил номер телефона. Я набрал цифры на своем сотовом телефоне, так что они высветились на маленьком экране «записной книжки» и нажал кнопку «запомнить».— Хорошо, — сказал я, повторив номер. — Положите трубку.Потом спросил Чарльза:— Могу я воспользоваться вашим телефоном?Он махнул рукой в сторону письменного стола. Мне ответил тот самый уверенный голос.— Миссис Фернс еще у вас? — спросил я. — Это Сид Холли.— Передаю трубку.Линда Фернс пыталась сдержать слезы.— Сид... Рэчел стало хуже. Она спрашивает о вас. Вы можете приехать?Пожалуйста.— Насколько ей плохо?— Температура все поднимается. — Она всхлипнула. — Поговорите с сестрой Грант.Я услышал уверенный голос сестры Грант.— Что с Рэчел? — спросил я.— Она все время спрашивает о вас, — ответила она. — Когда вы сможете приехать?— Завтра.— Вы можете приехать сегодня вечером?— Что, так плохо?На том конце воцарилось молчание — она не могла сказать то что думает, потому что рядом стояла Линда.— Приезжайте сегодня вечером, — повторила она. Сегодня вечером? Боже милосердный. Девятилетняя Рэчел Фернс лежала в больнице в Кенте, на расстоянии полутора сотен миль отсюда. Похоже, что в этот раз она при смерти.— Пообещайте ей, что я приеду завтра, — сказал я и объяснил, где я нахожусь. — Завтра утром я должен быть в Ридинге, в суде, но я приеду повидать Рэчел, как только освобожусь. Обещайте ей. Скажите, что я привезу шесть разноцветных париков и золотую рыбку.— Я передам, — пообещал уверенный голос и добавил:— Это правда, что мать Эллиса Квинта покончила с собой? Миссис Фернс говорит, кто-то услышал по радио в новостях и передал ей. Она хочет знать, правда ли это.— Это правда.— Приезжайте поскорее, — сказала сиделка и положила трубку. Я тоже положил трубку.— Что с ребенком? — спросил Чарльз.— Похоже, она умирает.— Ты знал, что это неизбежно.— Родителям от этого не легче. — Я медленно опустился в золоченое кресло. — Я поехал бы сегодня вечером, если бы это могло спасти ей жизнь, но я...Я умолк, не зная, что сказать.— Ты только что приехал, — коротко сказал Чарльз.— Да.— И о чем еще ты мне не поведал?Я посмотрел на него.— Я слишком хорошо знаю тебя, Сид, — сказал Чарльз. — Ты здесь не только из-за Джинни. О ней ты мог бы сказать мне по телефону. — Он помолчал. — Судя по виду, ты приехал по одной очень старой причине. — Он снова помолчал, но я ничего не сказал в ответ. — Ради убежища.Я шевельнулся в кресле.— Неужели я такой прозрачный?— Почему тебе понадобилось убежище? — спросил он. — Так внезапно... и срочно.Я вздохнул и ответил со всем возможным спокойствием:— Гордон Квинт пытался убить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13