ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
– Он перевел взгляд на гостей. – Тасенька у меня мастерица насчет разного варенья…
– Завтра же будешь меня ругать, что вовремя не остановила, – проворчала жена и вышла.
– Колюня, давай твою, – прошептал Тимофей Александрович.
Он залпом выпил и неожиданно громко запел: «Ох, туманы мои, растуманы…» Пропев один куплет, хитро улыбнулся в бороду и громко сказал:
– Талант для писателя – это, конечно, великое дело, но если у него еще и умница жена, то ему повезло вдвойне. Что бы я делал без своей Тасюни?
– И умнице жене надоедает, когда муж тянется к рюмке, – ворчливо заметила из прихожей Анастасия Петровна.
– Тасенька, завтра с утра сажусь за машинку! И стучу до обеда.
– Знаю я тебя… – Жена заглянула в комнату, окинула взглядом стол и строго уставилась на гостей: – Больше ни капли. А то прогоню я вас отсюда!
– Тасенька! – В мягком ласковом голосе Татаринова появились металлические нотки. – Не буди во мне зверя! – Он вздернул бороду, приосанился. – Ты знаешь, я в гневе страшен… – И весело рассмеялся: – Никто меня в этом доме не боится!..
– Лучше почитал бы новую главу из романа, – помягче сказала Анастасия Петровна. – Про Меншикова.
– Тащи ее сюда! – распорядился Тимофей Александрович. – Двадцать страничек, не больше, а то мои парни заснут.
– Ну что вы, Тимофей Александрович! – горячо запротестовал Николай. – Мы с удовольствием…
По пути сюда Николай говорил, что лишь бы старик не заставил их сегодня слушать новые главы, есть у него такая дурная привычка – вслух читать знакомым свои романы…
Слушая в течение часа монотонный голос Татаринова, Вадим изо всех сил старался не отвлекаться, но мысли все время уносились прочь. Все-таки крупные вещи предпочтительнее читать в другой обстановке и без публики. Борода Татаринова смешно шевелилась, он старался читать с выражением, но голос его все равно усыплял… И вот здесь, в светлой небольшой комнате, Вадим поклялся про себя никогда вслух не читать свои произведения. Это такая тоска, даже не верилось, что по времена Достоевского и Белинского писатели собирались у кого-нибудь и ночи напролет читали друг другу свои книги…
Петр Первый, стрельцы, царевна Софья, Меншиков – все это скользило мимо его сознания не задерживаясь. Вадим боялся, что Татаринов, когда закончит, естественно, захочет выслушать их мнение, а он вряд ли чего путного скажет…
Выручил Ушков, он детально разобрал главу – вот что значит критик! – похвалил писателя за сочный язык, сделал несколько дельных замечаний по тексту. А Вадим так и промолчал.
– Лучше Тимофея никто сейчас не пишет на исторические темы, – заметила Анастасия Петровна. Подавая на стол чай с вареньем, она ухитрилась убрать бутылку.
– Тася! – строго сказал Татаринов. – На посошок.
Пробормотав про себя что-то нелестное то ли в адрес мужа, то ли гостей, она принесла бутылку – там было ровно на три рюмки. Муж подозрительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
– Я прочел твою повесть, у тебя несомненный талант, Вадим, – на прощание обнадежил Казакова известный писатель. – Я буду на приемной комиссии и обязательно выступлю, а вторую рекомендацию возьми у Вити Воробьева, я ему уже говорил о тебе.
Воробьева Вадим знал – это тот самый талантливый писатель, с которым он познакомился на даче у Вики Савицкой.
– Ты писатель от бога, – говорил Татаринов, провожая их до дверей. – Да ты не качай головой, я истину говорю! Талант, Вадик, я за версту чую. Книжка твоя будет издаваться и переиздаваться.
– Ты, Вадим, не слушай его, – встряла Анастасия Петровна. – Он просто добрый сегодня…
– Тася! – сделал грозное лицо Тимофей Александрович. – Умолкни!
– Тише, дурачок, – понизив голос, сказала жена. – Внучку разбудишь!
– Я выступлю на комиссии, Вадим, тебя примут, – говорил тот. – Пусть только попробуют не принять!..
Вадима на приемной комиссии прокатили, Татаринова в этот день не было там, он уехал в Приозерск на дачу… Это было потом, в марте, а сейчас Вадим и Николай бодро шагали по ночному Кировскому проспекту и оживленно разговаривали. Уличные лампочки светили вполсилы, с темного неба сыпался голубоватый в свете фонарей мелкий снег, редкие машины оставляли на асфальте блестящие следы шин. Снег тут же их припорашивал.
– Кажется, ты понравился Тасюне, – говорил Николай. – Хорошо, что ничего своего не читал: она только муженька способна слушать. Другие ее раздражают. Кстати, и он других писателей не слушает.
– Я никак не мог сосредоточиться…
– Молодец, что промолчал, иначе в Тасюне нажил бы вечного врага, – рассмеялся Николай. – Она считает своего Тимофея гением.
– Тасюня, Тасюня! – сказал Вадим. – Ну ее к черту, как относится ко мне Татаринов?
– Не скажи, дружище! – возразил Ушков. – В этом доме все зависит от Тасюни: скажет дать тебе рекомендацию – он даст, скажет, ты дерьмо, – он поверит. Татаринов всю жизнь своей жене в рот смотрит. Что она скажет, то он и делает. Это все знают.
– Я не знал, – вздохнул Вадим.
– Ты еще многого не знаешь… Будь бы у тебя литературный папа или мама, тебя бы с одной книжкой под аплодисменты приняли в Союз. Читал повестуху Богусловского?
– Не смог, – ответил Вадим. – Как только можно такую ерунду печатать! Откровенное подражательство Хемингуэю: он сказал, она сказала, назойливый, примитивный так называемый подтекст. Это пародия, а не литература.
– А ты обратил внимание, что повесть сопровождена вступлением известной писательницы?
– Ну и что?
– Богусловского, еще не дожидаясь выхода книжки, приняли по журнальной повести в Союз писателей, потому что известная писательница – его «крестная мама».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229
– Завтра же будешь меня ругать, что вовремя не остановила, – проворчала жена и вышла.
– Колюня, давай твою, – прошептал Тимофей Александрович.
Он залпом выпил и неожиданно громко запел: «Ох, туманы мои, растуманы…» Пропев один куплет, хитро улыбнулся в бороду и громко сказал:
– Талант для писателя – это, конечно, великое дело, но если у него еще и умница жена, то ему повезло вдвойне. Что бы я делал без своей Тасюни?
– И умнице жене надоедает, когда муж тянется к рюмке, – ворчливо заметила из прихожей Анастасия Петровна.
– Тасенька, завтра с утра сажусь за машинку! И стучу до обеда.
– Знаю я тебя… – Жена заглянула в комнату, окинула взглядом стол и строго уставилась на гостей: – Больше ни капли. А то прогоню я вас отсюда!
– Тасенька! – В мягком ласковом голосе Татаринова появились металлические нотки. – Не буди во мне зверя! – Он вздернул бороду, приосанился. – Ты знаешь, я в гневе страшен… – И весело рассмеялся: – Никто меня в этом доме не боится!..
– Лучше почитал бы новую главу из романа, – помягче сказала Анастасия Петровна. – Про Меншикова.
– Тащи ее сюда! – распорядился Тимофей Александрович. – Двадцать страничек, не больше, а то мои парни заснут.
– Ну что вы, Тимофей Александрович! – горячо запротестовал Николай. – Мы с удовольствием…
По пути сюда Николай говорил, что лишь бы старик не заставил их сегодня слушать новые главы, есть у него такая дурная привычка – вслух читать знакомым свои романы…
Слушая в течение часа монотонный голос Татаринова, Вадим изо всех сил старался не отвлекаться, но мысли все время уносились прочь. Все-таки крупные вещи предпочтительнее читать в другой обстановке и без публики. Борода Татаринова смешно шевелилась, он старался читать с выражением, но голос его все равно усыплял… И вот здесь, в светлой небольшой комнате, Вадим поклялся про себя никогда вслух не читать свои произведения. Это такая тоска, даже не верилось, что по времена Достоевского и Белинского писатели собирались у кого-нибудь и ночи напролет читали друг другу свои книги…
Петр Первый, стрельцы, царевна Софья, Меншиков – все это скользило мимо его сознания не задерживаясь. Вадим боялся, что Татаринов, когда закончит, естественно, захочет выслушать их мнение, а он вряд ли чего путного скажет…
Выручил Ушков, он детально разобрал главу – вот что значит критик! – похвалил писателя за сочный язык, сделал несколько дельных замечаний по тексту. А Вадим так и промолчал.
– Лучше Тимофея никто сейчас не пишет на исторические темы, – заметила Анастасия Петровна. Подавая на стол чай с вареньем, она ухитрилась убрать бутылку.
– Тася! – строго сказал Татаринов. – На посошок.
Пробормотав про себя что-то нелестное то ли в адрес мужа, то ли гостей, она принесла бутылку – там было ровно на три рюмки. Муж подозрительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
– Я прочел твою повесть, у тебя несомненный талант, Вадим, – на прощание обнадежил Казакова известный писатель. – Я буду на приемной комиссии и обязательно выступлю, а вторую рекомендацию возьми у Вити Воробьева, я ему уже говорил о тебе.
Воробьева Вадим знал – это тот самый талантливый писатель, с которым он познакомился на даче у Вики Савицкой.
– Ты писатель от бога, – говорил Татаринов, провожая их до дверей. – Да ты не качай головой, я истину говорю! Талант, Вадик, я за версту чую. Книжка твоя будет издаваться и переиздаваться.
– Ты, Вадим, не слушай его, – встряла Анастасия Петровна. – Он просто добрый сегодня…
– Тася! – сделал грозное лицо Тимофей Александрович. – Умолкни!
– Тише, дурачок, – понизив голос, сказала жена. – Внучку разбудишь!
– Я выступлю на комиссии, Вадим, тебя примут, – говорил тот. – Пусть только попробуют не принять!..
Вадима на приемной комиссии прокатили, Татаринова в этот день не было там, он уехал в Приозерск на дачу… Это было потом, в марте, а сейчас Вадим и Николай бодро шагали по ночному Кировскому проспекту и оживленно разговаривали. Уличные лампочки светили вполсилы, с темного неба сыпался голубоватый в свете фонарей мелкий снег, редкие машины оставляли на асфальте блестящие следы шин. Снег тут же их припорашивал.
– Кажется, ты понравился Тасюне, – говорил Николай. – Хорошо, что ничего своего не читал: она только муженька способна слушать. Другие ее раздражают. Кстати, и он других писателей не слушает.
– Я никак не мог сосредоточиться…
– Молодец, что промолчал, иначе в Тасюне нажил бы вечного врага, – рассмеялся Николай. – Она считает своего Тимофея гением.
– Тасюня, Тасюня! – сказал Вадим. – Ну ее к черту, как относится ко мне Татаринов?
– Не скажи, дружище! – возразил Ушков. – В этом доме все зависит от Тасюни: скажет дать тебе рекомендацию – он даст, скажет, ты дерьмо, – он поверит. Татаринов всю жизнь своей жене в рот смотрит. Что она скажет, то он и делает. Это все знают.
– Я не знал, – вздохнул Вадим.
– Ты еще многого не знаешь… Будь бы у тебя литературный папа или мама, тебя бы с одной книжкой под аплодисменты приняли в Союз. Читал повестуху Богусловского?
– Не смог, – ответил Вадим. – Как только можно такую ерунду печатать! Откровенное подражательство Хемингуэю: он сказал, она сказала, назойливый, примитивный так называемый подтекст. Это пародия, а не литература.
– А ты обратил внимание, что повесть сопровождена вступлением известной писательницы?
– Ну и что?
– Богусловского, еще не дожидаясь выхода книжки, приняли по журнальной повести в Союз писателей, потому что известная писательница – его «крестная мама».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229