ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
– Ах ты, господи!
2
Южные, залетные ветры властно зовут, тревожат Виктора и Бориса – из другого, непохожего мира принеслись они. В том мире нет облупленного барака, шумящей тайги, мокрого снега. В том, другом мире иное – там гулкие молчаливые коридоры, сквозные, запятнанные солнцем аллеи, тихие аудитории; там на Тимирязевском проспекте, подняв руку, шагает бронзовый Киров.
По утрам Томск заливают толпы студентов. В Лагерном саду сереют изнанкой листьев тополя, крутой яр сбегает к Томи. В университетской роще на скамейках сидят тихие, тоненькие девушки, держат на коленях книги, закрыв глаза, шепчут про себя имена египетских фараонов. По цветистым аллеям ходят с толстыми палками профессора – их мучит одышка, но они терпеливо шагают, прогуливаясь. Виктор и Борис нынче поедут в Томск сдавать вступительные экзамены в Политехнический институт. Два года прошло с тех пор, как завязался в их жизни запутанный узелок – как быть? Пощупав пальцами глянцевитую бумагу аттестатов зрелости, посидев на берегу Оби, твердо решили ребята – новых путей не искать, в институтские двери стучаться после того, как рядом с дипломом ляжет справка о трудовой деятельности. В свои руки ребята верили – знали они пилу, рубанок, ласковую тяжесть двустволки. Не было школьных каникул, чтобы парни не работали в леспромхозе, и, случалось, зарабатывали за лето по пять-шесть тысяч рублей, и уже в восьмом классе щеголяли в дорогих костюмах, на скучных уроках не томились, а точно знали, сколько времени осталось до конца, – имели часы «Победа».
С тех пор и работают парни в леспромхозе – специальность освоили быстро, крепко, на второй месяц выполняли норму. Они были физически сильными, закаленными. Из школьной спортивной секции принесли на производство особый спортивный дух, дружбу, закаленную и проверенную на лыжной дорожке и дистанции барьерного бега. Были по-спортивному немногословны, сдержанны, как огня боялись возвышенных, горячих слов.
Две жизни у парней: одна – в лесосеке, другая – за письменным столом. Две жизни у парней, и оттого два обличья: одно – рабочее, простецкое, другое – сосредоточенное, ученое.
Первая жизнь – в лесу – проста, как закон Ома. Сила тока прямо пропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению. Так и в жизни: чем больше напряжения в работе, чем чаще кричат «бойся!», тем больше хлыстов возьмут трактористы; и чем меньше сопротивление тайги – мельче снег, ровнее сосны, – тем больше хлыстов. Универсален закон Ома. Спокойно, деловито относятся парни к своему делу.
Вторая жизнь сложнее. В ней есть дебри запутанней и непроходимей, чем в Глухой Мяте; через них порой пробираться тяжко. Иногда петардой под колесами паровоза взрываются события. Последнее, самое памятное из них – назначение в Глухую Мяту. Сначала они отказались твердо: не поедем, нам это не нужно! Не известно разве дирекции леспромхоза, что они готовятся к вступительным экзаменам? Ах известно! Тогда поищите других… Однако директор Сутурмин посмеивался, шибко тер рукой лоб, скрипел половицами кабинета и, наконец, изрек следующее:
– А какая бы была отличная характеристика – выполняли особое, специальное задание! Каково, а?
И опять посмеивался, приговаривая:
– Боитесь, голубчики! Испугались!.. Это конечно, под маминой юбкой и дурень приготовится к экзаменам!
Ребята на посмеивания директора не обращали внимания, переглядывались, молчали и ушли от Сутурмина, пообещав подумать о его предложении на досуге. И снова, как два года назад, сидели на берегу Оби.
– Знаешь, Боря, у меня такое чувство, точно я стою перед планкой с высотой сто шестьдесят пять, – сказал Виктор.
– Не понял.
– Вот чудак! Я беру высоту сто шестьдесят, а он добавил пять сантиметров…
– Кто?
– Ты отупел от переживаний, Боря… Директор – вот кто! Он, наверное, думает, что я не возьму сто шестьдесят пять!
– Теперь понял! Значит, едем?
– Едем, Боря!..
Вторая – нерабочая – жизнь начиналась сразу после шести часов. Исключений из этого правила не было – разве только землетрясение могло помешать парням, сняв пропотевшие рубахи, сесть за рабочий стол. Расписание, выработанное и утвержденное парнями еще в леспромхозовском поселке, было той твердой гранью, после которой кончалась первая жизнь и начиналась вторая. Расписание было гранитной стеной, укрывающей их от Глухой Мяты после шести часов вечера. В нем, этом расписании, не было места пьянкам Федора Титова, рассказам о своих похождениях Михаила Силантьева, вечернему бараку.
Расписание позволяло сделать десятиминутный перерыв только в том случае, если механик Изюмин галантно интересовался: «Позвольте полюбопытствовать, насколько удачно проглочена очередная глыба науки?»
Тогда можно было оторваться от учебников, размять затекшие мускулы. Он интересен, этот механик Изюмин! Он чертовски загадочен. Перед ним расписание пятилось назад. Разговор с Изюминым походил на запутанный ребус, но с ним было весело. Да, очень интересный человек механик Изюмин! Растревоженное любопытство ребят он потопил в насмешке над самим собой. На вопрос о своем прошлом механик ответил так:
– Говоря языком чеховского персонажа, я человек ранетый, ревматический и сырой, и опять же пострадавший за правду…
Вот и все, что ответил он.
Безмятежна и спокойна жизнь парней, составленная из двух. Похожа она на Обь в тихую погоду – наполнив до краев тальниковые берега, остекленев, течет она к Ледовитому океану; ни рябинки, ни вмятины на ней, и только редко-редко булькает, сорвавшись с берега, комок глины, замутит воду и – пропадет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
2
Южные, залетные ветры властно зовут, тревожат Виктора и Бориса – из другого, непохожего мира принеслись они. В том мире нет облупленного барака, шумящей тайги, мокрого снега. В том, другом мире иное – там гулкие молчаливые коридоры, сквозные, запятнанные солнцем аллеи, тихие аудитории; там на Тимирязевском проспекте, подняв руку, шагает бронзовый Киров.
По утрам Томск заливают толпы студентов. В Лагерном саду сереют изнанкой листьев тополя, крутой яр сбегает к Томи. В университетской роще на скамейках сидят тихие, тоненькие девушки, держат на коленях книги, закрыв глаза, шепчут про себя имена египетских фараонов. По цветистым аллеям ходят с толстыми палками профессора – их мучит одышка, но они терпеливо шагают, прогуливаясь. Виктор и Борис нынче поедут в Томск сдавать вступительные экзамены в Политехнический институт. Два года прошло с тех пор, как завязался в их жизни запутанный узелок – как быть? Пощупав пальцами глянцевитую бумагу аттестатов зрелости, посидев на берегу Оби, твердо решили ребята – новых путей не искать, в институтские двери стучаться после того, как рядом с дипломом ляжет справка о трудовой деятельности. В свои руки ребята верили – знали они пилу, рубанок, ласковую тяжесть двустволки. Не было школьных каникул, чтобы парни не работали в леспромхозе, и, случалось, зарабатывали за лето по пять-шесть тысяч рублей, и уже в восьмом классе щеголяли в дорогих костюмах, на скучных уроках не томились, а точно знали, сколько времени осталось до конца, – имели часы «Победа».
С тех пор и работают парни в леспромхозе – специальность освоили быстро, крепко, на второй месяц выполняли норму. Они были физически сильными, закаленными. Из школьной спортивной секции принесли на производство особый спортивный дух, дружбу, закаленную и проверенную на лыжной дорожке и дистанции барьерного бега. Были по-спортивному немногословны, сдержанны, как огня боялись возвышенных, горячих слов.
Две жизни у парней: одна – в лесосеке, другая – за письменным столом. Две жизни у парней, и оттого два обличья: одно – рабочее, простецкое, другое – сосредоточенное, ученое.
Первая жизнь – в лесу – проста, как закон Ома. Сила тока прямо пропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению. Так и в жизни: чем больше напряжения в работе, чем чаще кричат «бойся!», тем больше хлыстов возьмут трактористы; и чем меньше сопротивление тайги – мельче снег, ровнее сосны, – тем больше хлыстов. Универсален закон Ома. Спокойно, деловито относятся парни к своему делу.
Вторая жизнь сложнее. В ней есть дебри запутанней и непроходимей, чем в Глухой Мяте; через них порой пробираться тяжко. Иногда петардой под колесами паровоза взрываются события. Последнее, самое памятное из них – назначение в Глухую Мяту. Сначала они отказались твердо: не поедем, нам это не нужно! Не известно разве дирекции леспромхоза, что они готовятся к вступительным экзаменам? Ах известно! Тогда поищите других… Однако директор Сутурмин посмеивался, шибко тер рукой лоб, скрипел половицами кабинета и, наконец, изрек следующее:
– А какая бы была отличная характеристика – выполняли особое, специальное задание! Каково, а?
И опять посмеивался, приговаривая:
– Боитесь, голубчики! Испугались!.. Это конечно, под маминой юбкой и дурень приготовится к экзаменам!
Ребята на посмеивания директора не обращали внимания, переглядывались, молчали и ушли от Сутурмина, пообещав подумать о его предложении на досуге. И снова, как два года назад, сидели на берегу Оби.
– Знаешь, Боря, у меня такое чувство, точно я стою перед планкой с высотой сто шестьдесят пять, – сказал Виктор.
– Не понял.
– Вот чудак! Я беру высоту сто шестьдесят, а он добавил пять сантиметров…
– Кто?
– Ты отупел от переживаний, Боря… Директор – вот кто! Он, наверное, думает, что я не возьму сто шестьдесят пять!
– Теперь понял! Значит, едем?
– Едем, Боря!..
Вторая – нерабочая – жизнь начиналась сразу после шести часов. Исключений из этого правила не было – разве только землетрясение могло помешать парням, сняв пропотевшие рубахи, сесть за рабочий стол. Расписание, выработанное и утвержденное парнями еще в леспромхозовском поселке, было той твердой гранью, после которой кончалась первая жизнь и начиналась вторая. Расписание было гранитной стеной, укрывающей их от Глухой Мяты после шести часов вечера. В нем, этом расписании, не было места пьянкам Федора Титова, рассказам о своих похождениях Михаила Силантьева, вечернему бараку.
Расписание позволяло сделать десятиминутный перерыв только в том случае, если механик Изюмин галантно интересовался: «Позвольте полюбопытствовать, насколько удачно проглочена очередная глыба науки?»
Тогда можно было оторваться от учебников, размять затекшие мускулы. Он интересен, этот механик Изюмин! Он чертовски загадочен. Перед ним расписание пятилось назад. Разговор с Изюминым походил на запутанный ребус, но с ним было весело. Да, очень интересный человек механик Изюмин! Растревоженное любопытство ребят он потопил в насмешке над самим собой. На вопрос о своем прошлом механик ответил так:
– Говоря языком чеховского персонажа, я человек ранетый, ревматический и сырой, и опять же пострадавший за правду…
Вот и все, что ответил он.
Безмятежна и спокойна жизнь парней, составленная из двух. Похожа она на Обь в тихую погоду – наполнив до краев тальниковые берега, остекленев, течет она к Ледовитому океану; ни рябинки, ни вмятины на ней, и только редко-редко булькает, сорвавшись с берега, комок глины, замутит воду и – пропадет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68